Бойцовский клуб (перевод А.Амзина)

Паланик Чак

Что бы я сделал, говорю я, так это был бы осторожнее, не заговаривая с каждым об этом листке.

Я говорю, это звучит так, как будто это написал опасный псих, маньяк, и этот пришибленец-шизофреник может в любую минуту сорваться с нарезки, прямо в середине рабочего дня, и носиться из офиса в офис с полуавтоматическим карабином «Армалит AR-180» с частичным отводом пороховых газов для срабатывания автоматики.

Мой босс просто смотрит на меня.

Этот парень, говорю я, возможно, дома по ночам надпиливает крестом головки каждого патрона при помощи маленького надфиля. И когда он

покажется однажды утром на работе, и всадит заряд в своего надоедливого, брехливого, ограниченного, вечно ноющего, лижущего до самых гланд босса, патрон разделится по надпилам и раскроется, словно цветок пули «дум-дум» во внутренностях, чтобы выплюнуть кучу вонючих кишок со спины, через сломанный позвоночник. Представьте, как ваша брюшная чакра медленно раскрывается в форме взрыва всех этих маленьких кишок.

Мой босс убирает лист из-под моего носа.

Валяйте дальше, говорю я, прочтите ещё что-нибудь.

Не, в самом деле, говорю я, звучит-то завораживающе. Сразу понятно, что писал полный псих.

И я улыбаюсь. Края маленькой, как дырка в жо, дыры в моей щеке — сине-чёрные, как дёсны у собаки. А кожа вокруг глаз натянута так, что кажется, её покрыли лаком.

Мой босс пялится на меня.

Давайте, я вам помогу, говорю я.

Я говорю, четвёртое правило — схватки проходят одна за другой.

Мой босс смотрит на правила, а затем на меня.

Я говорю, пятое правило — дерутся без рубашек и ботинок.

Мой босс смотрит на правила, а затем на меня.

Может быть, говорю я, этому свихнувшемуся долбанавту лучше использовать карабин «Eagle Apache», потому что у него магазин на тридцать патронов, а весит он всего девять фунтов. У Армалита всего пять патронов в магазине. А с тридцатью патронами наш долбанутый великий герой может прорваться в кабинеты красного дерева и вынести всех вице-президентов, причём у него ещё и на президентов останется.

Слова Тайлера вылетают из уст моих. А я был таким милым парнем.

Я просто смотрю на моего босса. У моего босса бледно-голубые глаза.

Полуавтоматический карабин J&R 68 также несёт тридцатизарядный магазин, а весит всего семь фунтов.

Мой босс просто смотрит на меня.

Это ужасает, говорю я. Это, возможно, кто-то, кого вы давно знаете. Возможно, этот парень знает всё о вас, где вы живёте, и где работает ваша жена, и в какую школу ходят ваши дети.

Это опустошает, и почему-то это очень, очень скучно.

И почему Тайлеру понадобились десять копий правил бойцовского клуба?

Что я ему не должен говорить — так это то, что я знаю про кожаные салоны и детей-уродов. Я знаю про тормозные колодки, которые выглядят неплохо в глазах покупателя, но отказывают после двух тысяч миль пробега.

Я знаю о реостате системы кондиционирования воздуха, который раскаляется так, что поджигает карты в бардачке. Я знаю, сколько людей умерло из-за обратной вспышки [14] топливного инжектора. Я видел людей с ампутированными по колено ногами, когда начинали взрываться турбины наддува, и их лопасти пролетали сквозь огненную стену в пассажирский салон. Я был на месте аварии и видел сгоревшие автомобили

и отчёты, где в графе «ПРИЧИНА АВАРИИ» было написано: «неизвестна».

14

Более чем враньё — хлопок, не более.

Нет, говорю, листок не мой. Я берусь за листок двумя пальцами и вырываю у него из руки. Край, наверное, порезал ему большой палец, потому что он кладёт большой палец в рот и начинает сосать с широко открытыми глазами. Я сминаю листок и отправляю в свою корзину для бумаг.

Может быть, говорю я, вам не следовало бы приносить ко мне всякий мусор, который вы где-то подобрали.

В воскресенье ночью я иду в «Останемся мужчинами вместе», и в подвале епископальной церквы Троицы почти пусто. Только Большой Боб и я, подползающий к нему с ноющими мышцами, бешено бьющимся сердцем и мыслями, вертящимися, словно торнадо. Это всё бессонница. Всю ночь о чём-то думаешь.

Всю ночь напролёт думаешь: я сплю? Я спал?

А тут ещё одно огорчение — бицепсы, выглядывающие из-под рукавов футболки Большого Боба, налились силой, и они, кажется, светятся. Большой Боб улыбается, он так рад меня видеть.

Он думал, что я умер.

Да, говорю, я тоже.

— Ну, — говорит Большой Боб, — у меня хорошие новости.

А где все?

— Это и есть хорошие новости, — говорит Большой Боб. — Группа распущена. Я сюда пришёл, чтобы сказать тем ребятам, которые не знают.

Я падаю с закрытыми глазами на один из этих диванчиков с пледом.

— Хорошие новости заключаются в том, — говорит Большой Боб, — что появилась новая группа, но первое правило этой группы — не говорить о ней.

Ой.

Большой Боб говорит:

— И второе правило — не говорить о ней.

Вот дерьмо. Я открываю глаза.

Итить твою налево.

— Группа называется «Бойцовский клуб», — говорит Большой Боб, — и проводит встречи каждую пятницу по вечерам в закрытом гараже на другом конце города. А в четверг действует ещё один бойцовский клуб, в другом гараже — неподалёку.

Я ничегошеньки об этих местах не знаю.

— Первое правило бойцовского клуба, — говорит Большой Боб, — не говорить о бойцовском клубе.

По вечерам в среду, четверг и пятницу Тайлер работает киномехаником. Я видел корешки квитанций об оплате за прошлую неделю.

— Второе правило бойцовского клуба, — говорит Большой Боб, — не говорить о бойцовском клубе.

Субботний вечер, Тайлер идёт в бойцовский клуб вместе со мной.

— Дерутся только двое.

Воскресным утром мы возвращаемся домой побитыми и спим чуть ли не до вечера.

— Схватки идут одна за другой, — говорит Большой Боб.

В воскресную ночь и ночь понедельника Тайлер обслуживает столики.

— Драки проводятся без рубашек и ботинок.

Во вторник ночью Тайлер делает мыло, заворачивает его в бумагу, отправляет. Мыловаренная компания на Пейпер-стрит.

— Драки, — говорит Большой Боб, — длятся столько, сколько нужно. Эти правила придумал тот же человек, который придумал бойцовский клуб.

Большой Боб спрашивает:

— Ты его знаешь?