Бойцовые псы
Шрифт:
— Да все они… — замахал руками Пирожников. — Все! Не могу даже представить, кто именно… Может, ты подскажешь?
Именно этого вопроса ждал Александр Петрович. Назвать заказчика самому — значит показать осведомленность и тем самым вызвать подозрение: откуда, мол, это знаешь… Другое дело — подсказать. Навести на след. Пусть будет нашим должником по гроб жизни этот везунчик. Когда-нибудь да пригодится…
— Ну, не знаю… Городинский Эдик, например… Твой бывший друг. Что-то у вас не сложилось с акциями. Тебе это ни о
— Точно! — Валерий Эдуардович схватил его за руку, как утопающий за спасателя. — Он… Наверняка он. Просто больше некому!
Мог бы вполне назвать любого другого, подумал Седов. Ведь ухватился за первого же. Интересно, как бы я повел себя на его месте? Наверно, так же.
— Точно… — повторял Пирожников как в забытьи. — У тебя есть другой телефон?
Через минуту он уже звонил в мэрию.
— Скорей, соединяйся же… — бормотал он. — Люсенька, это опять я…
— Вот, говорила тебе, — негромко сказала она. — Он мне потом целый скандал учинил.
— Слушай, не до этого сейчас, позови его, немедленно, если он на месте! Что? Потом с ним объяснимся, потом! Я все ему расскажу о наших с тобой отношениях, но только потом! Не до того сейчас, понимаешь?… — Он замычал от нетерпения, прикрыв глаза. Потом встрепенулся. — Григорий Теймуразович! Богом прошу, только не бросайте трубку!
— Я тебе что говорил, а? Ты себе что позволяешь, паршивец… Ты понимаешь, где ты находишься! Это правительство Москвы, а не дом терпимости! — Он говорил негромко, буквально шипел в трубку.
— Всё потом объясню. Вопрос жизни и смерти… Потом повинюсь и покаюсь… Помогите! Вы можете всё! И все знаете или можете узнать. Бога ради, скажите только: снимал ли в последнее время кто-нибудь из наших общих знакомых со счета крупную сумму…
— Между тринадцатым и шестнадцатым февраля, — подсказал Седов и встретился с затравленным взглядом Валерия Эдуардовича. Зря сказал, подумал Александр Петрович. Хотя это уже не имеет никакого значения.
— Шкодник ты и паскудник, — уже по-отечески ворчал Григорий Теймуразович. — Привык, что тебе всё прощается… Десять минут можешь потерпеть?
Пирожников умоляюще взглянул на Седова. Тот понимающе кивнул и поднял трубку спутникового телефона.
— Еще несколько минут, если это возможно, — сказал он вполголоса.
— Он что, старается узнать сумму моего контракта с Городинским? — засмеялся Павел Романович. — Здорово перетрухал, да?
— Не то слово, — сказал Александр Петрович.
— Зато теперь он у тебя в кармане, — серьезно сказал Каморин. — Как и ты у меня. Самая надежная структура иерархии, тебе не кажется?
— Так что мне ему передать?
— Только без импровизаций. Ещё пять, нет, семь минут. Так и передай.
Чёрт знает что, подумал Седов. Он держит всех нас в кулаке. Он знает, на какие болевые точки следует поочерёдно нажимать. Как пианист нажимает
— Ну вот, только что мне передали, — пробурчал Григорий Теймуразович несколько минут спустя, — хоть это и коммерческая тайна… А снял твой лучший друг ровно сто тысяч. Городинский. Как раз три дня назад. Вот только зачем ему столько сразу, не знаешь? Про банк даже не спрашивай. Не могу, дорогой… Но потом объяснишь мне, что там за смертельная опасность над тобой нависла! Уж я тебя за уши оттаскаю…
Но Валерий Эдуардович уже не слушал. Схватил трубку спутникового телефона, лихорадочно соображая: ну конечно, это Городинский, кто ж ещё… Друг детства, самый верный враг и завистник.
И все же, сколько Городинский ему за меня обещал? Сто тысяч — сумма круглая… Не сто десять же? С другой стороны — не дай Бог ошибиться…
— Даю сто пятьдесят тысяч, — прокричал он в трубку.
— Зачем же так громко? Я хорошо слышу. — В голосе Каморина сквозила издевка. — Сто пятьдесят — хорошая цифра. Хотя это деньги не ваши, а ваших вкладчиков. Но это уже их трудности, я правильно говорю? Нашли кому их доверить… Надеюсь, до завтрашнего утра вы все приготовите, не так ли?
— Как мне их вам передать? — спросил Пирожников, чувствуя огромное облегчение.
— Я предоплату не беру только с постоянных клиентов, — строго сказал Павел Романович. — Но для вас, принимая во внимание ваши старания и страдания, сделаю исключение. Как только, так сразу, поняли меня? Следите за программой «Время» сегодня вечером. Там для вас все будет сказано. Это будет означать, что завтра утром указанная сумма должна быть у вас наготове. Мои люди найдут вас сами. Вы поняли меня? Тогда до встречи.
— Да, — кивнул Валерий Эдуардович. — Все понял. До встречи.
Неужто этот кошмар закончился? Отключив аппарат, он подозрительно посмотрел на Седова. Что-то здесь не так…
— Интересно, какую роль ты, Альча, или как там тебя, сыграл в этой истории? Уж не розыгрыш ли это?
— На твоем месте я бы не сомневался, — сказал Седов. — Я сделал для тебя все, что мог. Просил за тебя. И мой совет: делай, как он тебе сказал. Не пожалеешь.
— А какой процент ты будешь иметь с моих полутораста тысяч? Если, конечно, я их ему отдам, — сощурился Пирожников.
Александр Петрович вздохнул. Горбатого могила исправит.
— Что, полегчало? — спросил он насмешливо. — Отлегло? Ты ж только что кипятком ее, так жить хотелось! А теперь думаешь: все, опасность миновала? Что ж за жизнь у тебя, прости Господи. Так и будешь метаться между жадностью и страхом?
В это время в дверь снова постучали.
— Саш, ты не один? — спросила Люба из-за двери. — К тебе можно?
Седов не успел ответить.
— Заходите, не стесняйтесь! — опередил его Пирожников. — Я не кусаюсь…