Бойня
Шрифт:
— Проклятье! — восклицает он. — Фернан?.. Фердинанд?., сын Огюста...урожденный Огюст...фигня!..Сержант Ранкотт... сын Ранкотта, сигнальщика-горниста 12-го драгунского полка!.. Что, не ожидал, выскочка?.. Армейское дитя. Да! Именно! Дитя армии! Четко! Ясно! блин! Огюст... Страховка... служащий... Вы это понимаете? Страховка?.. Кто это Страховка? Не знаю никакой Страховки! А! Как? На кой хрен она нужна, эта Страховка? Вы наглец, мой друг! Наглец! Какая дерзость! Да! Как? Я Ранкотт! Вы поняли? Смирно! Вольно! Смирно! Пятки вместе! Пятки вместе! Не втягивать голову в плечи! Вот так! Смирно!
О пятках я уже знал... я видел... я понял... Нужно
Он подавил раздражение... Затем смачно харкнул раз, потом другой, на холодную печку. Мгновенно слившись причудливыми разводами... плевки стекали. Часть слюны потекла по нижней губе... Внезапно сержантом овладела новая мысль:
— А мой ординарец? Мой ординарец! Куда подевалось это отродье? Хр-р! — Плюх! Плевок шлепается на пол.
531
Два кавалериста тут же выскакивают из караулки... Они мчатся на полной скорости... слышно... как на бегу позвякивают их палаши уже где-то вдали на булыжной мостовой... Они возвращаются, бормоча извинения... Они ничего не видели... Бардак на службе... Ругань из-за ординарца, которого не могут отыскать, не прекращается.
Вдруг Ле Мейо вспоминает...
— Но он уже неделю дежурит на ремонте!1
— Ах! проходимец! Ничего мне не сказал! А ваши люди, Ле Мейо? В полном составе... составе... ваши пройдохи? А?
— Все на месте, серьжан!
Прямо за порогом дует ледяной северный ветер, он сразу же пронизывает до костей. Зима уже наступила, суровая, с ледяным дождем, морозом, холодными ветрами.
Солдаты караульной смены один за другим покидают теплую подстилку. Они выстраиваются вдоль стены у водосточной трубы, оружие к ноге.
— Встань сюда! Куда светит мой фонарь!
Ранкотт указывает мне точное место, он освещает кусочек мостовой в самом конце шеренги.
— Сюда!.. — говорит он мне. — Ты понял? Карабин к ноге!.. У тебя его, конечно, нет! У тебя его нет! У тебя ничего нет! Ничего! Ты все-таки посмотри... Нагнись немного, чтобы было видно! Ты видишь приклады? Смотри! Твоей жопе достанется от них, мурло! Если не будешь немного порасторопней!
Он наклоняется вместе со мной. Выпрямляется. Новый приступ отрыжки. Он отрыгивает. Бормочет: «Ах, ну я вам скажу!»
— О! Господи Иисусе! ну конечно! Еще и двух лет не прошло. А ты ведь захотел три года? Очень хорошо! Очень хорошо, сокровище мое. Ты не пожалеешь.
В темноте под проливным дождем его фонарь то затухал, то начинал коптить, то снова разгорался...
От своих речей Ранкотт должно быть слишком разгорячился, даже снял накидку. Он прохаживался под дождем, прямо так, в мокром от дождя мундире, в идеально подогнанных по фигуре рейтузах. Несомненно, я его сильно раздражал, он, конечно же, находил меня отвратительным. Он принялся шнырять, принюхиваться к стоящим навытяжку, изучая их вид. Они стояли не шелохнувшись, как будто за
1 Ремонт — пополнение убыли лошадей в кавалерии.
532
стыли от мороза, от ледяного ветра. Ранкотт снова вернулся ко мне, чтобы излить очередной приступ раздражения. Он поднимает фонарь прямо к своим глазам.
— Смотри, молокосос! Смотри на меня, наглец! Сержант Ранкотт! Постарайся запомнить как следует! Ранкотт! Ранкотт! по прозвищу Бириби!1 Да! Именно! Бириби! Два года по трибуналу! В 1908 году! Да еще строгих! Три года по трибуналу! В девятьсот десятом! Вот так! Да! Трижды бестолочь! Уф! Бириби! Спокойно! Вот так, Ранкотт! Натаскивает вас, строптивцев! Извращенцев! Это здорово, Бириби? Не знаешь Бириби? Прекрасно! Какой
Он разворачивается, направляет свой фонарь прямо на бригадира.
— Шомпол, Ле Мейо! Я сказал, шомпол! Ва-а-аш шомпол! Живо шевелитесь! Вы меня слышите? Уши заложило?
Мейо наклоняется, шарит в складках шинели. Ранкотт вытаращил глаза, склонившись над ним, так ему не терпится полюбоваться этим прутиком.
Дождь с крыши обрушивается водопадом, вода хлещет бригадиру прямо в лицо. Он морщится. Он Извлекает стальную палочку... с большим трудом... из глубины подкладки...
— А! А! Бригадир! Передайте мне этот предмет! Чтобы я видел! Чтобы я мог взглянуть поближе... Вот так... Вот... — Он рассматривает шомпол на свету. — Ах! Как это красиво! Настоящий шедевр, маленький шомпол, мой милый! Это великолепное украшение... Да... Маленький шомпол — это гордость кавалериста!.. Да! Да! Это правда, сынок, нет ничего более замечательного! А! кажется, все-таки есть кое-что, Ле Мейо! — Он вскрикивает. Он вне себя от радости. — А! Я таки вижу кое-что. А! Я все вижу, мой друг. А! это будет, нет, не будет! Будет... будет... будет... Мейо! Настоящее пятно! А! только маленькое!.. Нет! Нет! Огромное, Мейо! Вот такая громадная ржавчина, бригадир!..
Ему приходится широко развести руки, чтобы показать истинные размеры этого ужасного пятна. Он удовлетворенно хихикает... Эхо превращает это хихиканье в хохот... Он разносится повсюду... По всему расположению части, погруженному во мрак... Это вершина остроумия.
1 Бириби (солд. жаргон) — штрафные роты, служившие в Северной Африке.
533
— Мейо! Мейо! желторотый птенец! Жалкий проходимец! Ваш шомпол прогнил! Килограмм ржавчины на оружии! Ах! Ах! Ну и фрукт! Еще одно позорное пятно на звене! Очень хорошо! Очень хорошо! Шомпол на свалку! Обязательно! Четверо суток! мой милый! Не меньше! Для начала! И основание для раздумий!.. Какое основание? «Небрежное отношение к своему оружию представляет собой наиболее губительный пример для звена, подобная нерадивость сводит на нет успехи в боевой подготовке». Ах! Я так и вижу вас в приятной ситуации!
Мейо пытался привести в порядок свой шомпол.
— Я представляю, как вы стоите перед капитаном! Смир-р-но!
Все снова застыли навытяжку под проливным дождем. Лило как из ведра, потоки воды обрушивались неистовыми шквалами. Дождь лупил барабанной дробью по каскам...
— Смирно! Вольно! Смирно! Этого вперед, Ле Мейо! Новобранец, в темпе! Как следует! А! Отдельная кавалерия! Значит, отборная кавалерия! отборная! Да, отборная! Это требует особого блеска! Лопни моя селезенка! 17-й кирасирский! Тяжелая кавалерия! Кавалерийский корпус! Именно! Тяжелая! Подруга моя дорогая! Тяжелая, парижанин! но быстрая! И имели мы легкую! Каждый день! И на учениях, и в бою! Да! Прямо в жопу! Да! Что, нет? Тяжелая! Что, не так? Я! Ранкотт! Ясно?
И он еще раз сильно отрыгивает мне прямо в лицо. Я стоял, дрожа в своих брючках, застывший, мокрый до нитки.
— Так точно.
— Кто так точно? Кому так точно? Моей собаке так точно?
— Так точно, сржан!..
— Уже лучше!.. Уже лучше!.. Это уже лучше, горбун!.. Держись прямо!.. Глаза!.. Смотреть вдаль... Ты видишь, который там час?.. На циферблате? Там, наверху? Как!.. Ты ничего не видишь?
Я его видел, циферблат... там, в другой стороне... в небе... сквозь дождь... Маленькую желтую луну.