Бойтесь своих желаний
Шрифт:
Он сжимался, будто стараясь провалиться сквозь сиденье…
Я узнал про сестру. Её усыновила пара из города: папа-бухгалтер, мама-учительница. Девочка теперь рисует единорогов и ест блинчики с вареньем. Он еще мал понять, что той семье нахрен не сдался родственничек…
— Не бойся… Я наклонился и погладил его липкие от пота волосы. — Я ведь добрее всех на свете. Правда? Он кивает, слезы катятся по щекам, смешиваясь с соплями.
Я достаю шёлковый платок и прикладываю к его носу.
— Высморкайся.
— Вот, хороший мальчик. А теперь… Вытираю лицо как ребенку. — Покажи, как сильно ты хочешь увидеть сестру…
Бросаю платок на пол. Из тени выходит мальчишка с видеокамерой.
Он понял.
Всегда понимают в последний момент…
Он напомнил мне крыс, которых я выращивал в детстве.
Я искренне привязывался к каждой из них. Кормил сиропом через пипетку, гладил дрожащие бока перед сном, напевал колыбельные на ушко, раздавал клички — снежок, уголек, бархатное брюшко…
Чем нежнее становились мои пальцы, вычёсывающие их шерстку, тем сладостней было наблюдать, как алые ниточки кишечника обвивают мои запястья словно живые браслеты.
Высший кайф — убить того, кто тебе дорог.
Мужчины часто из ревности убивают женщин, потом раскаиваются и накладываю на себя руки. Я понимаю их чувства, все — кроме раскаяния.
Я дал команду фас и прихвостни впились в него как пираньи в падаль. Тряпка, забитая в глотку, впитала слюну с примесью крови. Должно быть он прокусил язык, пытаясь вымолить пощаду. Когда я провел пальцем по оголённой спине, кожа вздулась мурашками, как земля перед извержением вулкана.
Разогретый паяльник светился в руке, раскаленный наконечник зарисовал по спине.
Я…про…щаю.
Каждая буковка ложилась на плоть с шипением.
Его тело выгнулось в немом крике, обнажив рёбра под тонкой кожей. Точь-в-точь как у той крысы-альбиноса, чьи легкие я надувал через соломинку пока они не лопнули.
Запах горелого эпидермиса смешивался с ароматом детской присыпки.
Помню, как родители пытались пристрастить меня к искусству…
Восемь лет — руки в ожогах от паяльника.
— Это же творчество, Аркаша! Мама целовала мои перебинтованные пальцы, подсовывая новый набор для выжигания.
Мои достижения — совенок на сосновой дощечке, букет для учительницы, рождественский олень. А под кроватью тем временем — тайник с обугленными куклами сестер.
Крестики-нолики на пояснице получились идеально. Волдыри с кровяным содержимым весело лопались булавкой. Я приложил ухо к туловищу — сердце напоминало барабанную дробь загнанного зверька.
— Выбросьте у больницы… Велел я, вытирая руки о волосы.
Люди ломаются, еще быстрее чем пластиковые солдатики…
Почему я так много себе позволяю? — Причин несколько.
Первая —
Одноклассники, выплевывающие зубы в раковину, сказали бы что я садист.
Школьные учителя обозвали бы социопатом.
Лично я считаю, что для такого красавца, нужного термина еще не придумали.
Вторая причина рациональная — я перекидываю забитые до отказа сумки с деньгами к домам чиновников и начальству полиции с пояснительными записками — что им ничего не угрожает.
Понятия не имею, помогает ли эта мера хоть на сколько-нибудь, но денег мне не жалко — не ради них всё затевалось. Резанная бумага лишь дополнительный способ держать человека на поводке.
Вообще я считаю, что деньги придумал гений злодейства, до которого мне далеко. Человек почти добровольно на протяжении жизни, готов ради них заниматься чем ему не нравится, а иногда и жопой торгует — в прямом и переносном смысле.
Ну и кто еще жестокий, я или они по отношению к себе?
Переезд затевался по одной простой причине — тоска.
Она сидит во мне предательским началом и как мышка, грызет черный заплесневелый сухарик — что у меня вместо сердца. Нет у меня эрекции на богатства и сладкую жизнь…
Вкусная еда в ресторанах на вкус как глина. Я не вижу понта жрать на людях, а некоторые люди умудряются походы в кафе хобби называть.
Это я идиот конченный или что-то не понимаю?
Дорогая одежда тоже мимо. Новые брендовые вещи как правило неудобные и в них ты выглядишь как клоун, еще и разнашивать нужно…
Ни на что в жизни не променяю задрипанную куртку и трекошки с вытянутыми коленками — они давно стали как вторая кожа, дышат со мной и подстраиваются под каждую складочку на теле.
Мне даже вонючие кроссовки — у которых подошла отваливается, важнее десятка верных людей.
Алкоголь тоже мимо.
Я пробовал бухать еще со школы, но вместо особого прикольного “эффекта” почувствовал себя ничтожеством. По-черному завидую тем, кто может утопить тоску, беды, переживания и ошибки прошлого в алкоголе.
Женщины так же неинтересны.
Многие мужчины голову теряют ради прекрасного пола. Ухаживают, тратят деньги, расстилаются, врут безбожно, строят из себя того — кем не являются. Отказываются от принципов, убеждений. Продают всё самое дорогое — друзей, призвание, родину и мать.
И это зачастую только ради тела, которое в среднем за час обходится как пять мешков картошки.
Я не раз пробовал нависать над телом обнаженной девушки. Иногда по принуждению — угрожая вырезать клитор ножом, в следующий раз за большие деньги — чтобы создать иллюзию взаимности.
Только вот “он” не стоит, я вообще ничего не чувствую, даже когда касаюсь груди или зарываюсь пальцами поглубже в промежность — разве что противно становится…
Страшно интересно, что там такого необычного испытывают мужчины…