Бойтесь своих желаний
Шрифт:
* * *
Тем временем Рагуил и Константин.
Я закончил свой суд.
Очередной безумец вломился в квартиру пенсионерки и когда та отказалась занять с пенсии на опохмел, он схватил молоток и забил старушку до смерти. Эксперты насчитали восемьдесят ударов.
Она была его матерью…
Обычно говорят — Я отделаю тебя так — что родная мать не узнает, а тут вышло наоборот — родную мать не узнать и хоронить в закрытом
Менты его конечно задержали, но чёрт возьми он даже тюремной жизни не достоин. Он вообще не должен переводить кислород и воду.
Как только машина остановилась у участка, я проник сквозь металлическую дверь и прорезал горло ножом. Я теперь неуловим — для справедливости нет преград. Бетон и сталь не остановят возмездия.
Конвоиры были в ахуе, когда открыли дверь и увидели окровавленный труп…
Я наметил главную цель и уже двигался в сторону тюрьмы, но по пути почувствовал убийство…
* * *
На заброшенной стройке воздух пах смертью и мокрой шерстью.
Сора псов из самого ада с длиннющими клыками, рвали тело очередного подростка. Кишки еще семерых висели на арматуре, как гирлянды на ёлке. Над этим кровавым карнавалом стоял Он.
Юноша? Ангел? Чудовище?
Волчьи уши, заостренные клыки, в джинсах прорезь для виляющего хвоста, а в руках покалеченная собачонка.
— Что здесь происходит? Мой голос приглушил скулящего подростка и рычание собак.
Он повернулся.
Глаза светились жёлтым как фонари. — Наказываю тех, кто наказывает их. Палец с когтем указал на ближайшую собаку.
— А ты чего пришел, помешать мне?
Рагуил замер за спиной, крылья шелестели предупреждением.
— Это Фауна. В его теле — дух, рожденный из последних стонов умирающих зверей… Будь с ним аккуратнее, у нас натянутые отношения. Впервые вижу его настороженным…
— И что за история у вас была? Поинтересовался я.
— Я убил её в прошлом. Похоже он воскрес вслед за другими. Ну ничего себе натянутые отношения…
Выбрал формулировку называется…
— Ты должен меня понять… Тот, кто мучает зверей, рано или поздно… Начал Иннокентий.
— Переключится на людей. Знаю. Я перебил, впиваясь взглядом в его клыки.
Псы зарычали, сбиваясь в круг. Их пасти капали слюной, а на зубах останки человечьего мяса.
— Скажи мне волк, я вытащил нож, лезвие сверкнуло при свете луны — Как ты относишься к животноводству?
Он засмеялся. Звук напомнил визг тормозов перед аварией.
— Людей — на конвейер! Сдирать шкуру живьём! Пусть узнают, какого это!
Рагуил устало вздохнул. Его
— Люди должны есть мясо, но не наслаждаться болью, таков божественный замысел. Ангел напрямую обратился к ангелу.
— Божественный замысел сдох! Фауна разозлилась.
Между нами возникло напряжение. Мы оцениваем силы друг друга, а собаки ждут сигнала.
Я понял — он не остановится. Сегодня — подростки живодеры, убийство которых оправдано. Завтра — работники мясокомбината. После завтра — все, кто покупает колбасу в магазине.
— Прощай, волк… Я понимаю твою позицию, но продолжать жить для тебя — опасно для окружающих.
Он взревел.
Псы кинулись, но я резко взмахнул руками и часть армии разорвалась на клочья, как бумага в шредере.
Юноша прыгнул на меня, кости блеснули. Мы рухнули в груду кирпичей. Как же собакой пахнет… Моё лезвие вошло ему в бок, но он лишь засмеялся…
Стройка превратилась в арену. Луна, как прожектор, освещала наши фигуры и лужи крови.
Я вытащил нож, лезвие блеснуло как обнаженный нерв.
Иннокентий отскочил в центр, волчьи уши подрагивали, а хвост хлыстом бил по воздуху.
— Ты думаешь, что справедлив? Фауна засмеялся. — Ты просто еще один мясник, только с ангельским благословением. Он щёлкнул пальцами и остатки псов бросились вперед как автоматные пули.
Фауна наблюдал, улыбаясь. Его клыки блестели, как ножи. — Ты слаб. Ты не понимаешь, что такое настоящая сила.
Собаки протяжно завыли, их глаза засветились кислотно-зеленым, а слюна изо рта разъедала бетон. Псы, накаченные божественной искрой, дело плохо…
Я не успеваю следить за движениями.
Первая прыгнула — клыки длиннее ножа, вонзились в плечо. Я вырвался, оставив в пасти солидный шмат мяса… Пока вырывался — вторая вцепилась в ногу, челюсти сомкнулись на коленной чашечке.
— Рагуил! Кричу я, но ангел молчал…
Третий пёс — с шипами на спине как у дикобраза, ударил головой и шипы впились в туловище. Я упал и прочувствовал, как кишки цепляются за остриё. Четвертая схватилась за руку, и два пальца — мизинец и безымянный, упали в грязь как отрубленные черви.
Кровь хлестала ритмично, как из пробитой цистерны. Звери окружили кольцом, рычание слилось в механический гул. Иннокентий глумился и каждый смешок бил по гордости…
Пятая собака, крупнее остальных, с рогами, как у горного козла, ударила в грудь. Рёбра треснули. Я отлетел к стене, и арматура впилась в спину. Острая боль пронзила тело — сталь вошла чуть левее позвоночника.
Псы сгрудились, их морды исказились в гримасах голода.
— Беги. Прошептал Рагуил. Его голос был слаб, будто сквозь толщу воды.