Божественная интермедия
Шрифт:
Органично, ясно, точно,
Завораживали вкусным
Словом, трепетным и сочным.
4
Сам сюжет таков был: как-то
Некий царь решил жениться
На богине — этим актом
С олимпийцами сродниться.
Свадьба, как и ожидалось, –
А позвали очень многих, –
На весь мир предполагалась,
Были люди, были боги.
Представителей известных
Стран и близких и
Царь-жених, его невеста
Пригласили точно к сроку.
Но всего одну богиню,
Ведающую раздором,
Не позвали по причине
Опасенья лишних споров.
И она им отомстила
За такое невниманье –
Злой интригою сгубила
Беззаботное гулянье.
То, чего и опасались
Да по-всякому старались
Избежать, таки случилось.
Месть богов — не божья милость…
Чем же удалось богине
Закрутить на свадьбе ссору?
Яблоком. Его отныне
Знают яблоком раздора.
В зал со свадебным гуляньем
Вместе с этим плодом сладким
Передали указанье
С текстом и простым и кратким:
«Красивейшей!» И хватило
Одного всего лишь слова,
Чтобы спор огромной силы
Развернулся бестолково.
5
Разумеется, любая
Женщина легко покажет,
Что от края и до края
Нет её на свете краше.
И мужчины (чтоб в дальнейшем
Не грузить себя заботой
И истерикой глупейшей)
Вторят женщинам с охотой.
А богини уж, — вестимо,
Как вещал гусляр бродячий, –
Видели неотразимость
В красоте своей тем паче.
Так что каждая особа
Пола женского желала,
Чтоб её зачли к особым
Звёздам свадебного бала.
И когда повис сомненьем
Вдруг вопрос о красивейшей,
Зло осыпать оскорбленьем
Из всех зол осталось меньшим.
И с соседкою соседка
Закрутили ссору лихо:
Там блондинка, тут брюнетка, –
Полная неразбериха.
Кто из них, девиц, красивей?
Та, кто прочих кучерявей?
Та, чья кожа на отливе
Всех белее, всех смуглявей?
Та, чей голос уподоблен
Нежному журчанью речки?
Та, чей стан легко способен
Вмиг лишить мужчину речи?
Или Та, Кто на Олимпе
Всех виднее по рожденью
И на Чьём лучистом нимбе
Теплится венец творенья?
Спорят, брызжутся слюною,
Никого никто не слышит,
Трусят
Нервно бюстами колышут.
6
Драка явно назревала –
Вот какая вышла свадьба!
Встал жених да вышел с залы
Он во двор своей усадьбы.
Выдохнул остатки хмеля
С тяжким и печальным охом
И подумал: «От борделя
Этого мне будет плохо.
Если сам рядить я буду,
Кто из них, крикливых, краше,
Да по глупости забуду
На пиру на горьком нашем,
Титул самой распрекрасной
Дать божественной супруге,
Можно брак считать напрасной
И ненужною потугой.
Уж тогда вовек не знать мне
Ни родства с Олимпом славным,
Ни престижа среди знати,
Коль не стану богоравным…»
Вдруг возник пред ним парнишка,
Молодой и сухощавый,
Сын какого-то вождишки
Из занюханной державы.
По нужде, видать, он малой
Выбегал. Всё как обычно…
«Стой! Иди сюда-ка, малый!» –
Царь привзвизгнул истерично.
Но опомнился и снизил
Свой напор он на полтона.
Паренька к себе приблизил,
Оглядел почти влюблённо
И спросил: «Ты любишь женщин?»
Краской мальчика залило:
Был он с явных деревенщин,
И ему, конечно, льстило
Это царское вниманье
С неожиданною лаской.
Он сказал: «Люблю», — с иканьем
Потупивши долу глазки.
Парня просто оглушила
Мощью царская харизма.
Да и хмель уменьшил силу
Молодого организма.
«Умница! — сверкнув глазами,
Царь изрёк. — Таких я славлю!»
Мысленно ж потер руками:
«Вот его-то я подставлю…»
7
Паренёк — ума палата,
Выслушал царя послушно,
Источая ароматы
Чеснока и пива душно.
Он поверил в свой богемный
Дар оценивать огромный.
Перестав икать, мгновенно
Принял вид уморно-томный.
Царь, введя его под своды
Своего дворца, продолжил
Заливать в мальца методы,
Что и как тот сделать должен.
В зале же его представил
Знаменитым на Востоке
Скульптором, чей труд прославил
Красоту весьма широко.
Вот, мол, он — знаток искусства,
Красоты ценитель страстный,
Чтец, оратор златоустый,
Человек во всем прекрасный,