Божественная интермедия
Шрифт:
Даже самая из самых
Ярких, писаных красавиц
В облаченьях шёлкотканых
Похвалы и звонких здравиц,
Даже этакая фифа
Может надоесть мужчине,
Если в серой бытовщине
Будней жизнь его тосклива.
Не вникая в суть и сложность
Мыслей, свившихся упруго,
Царь оттягивал возможность
Встречи со своей подругой.
15
Но
Приземленные мотивы,
Что в мозгу дистиллирует
Лидер их неторопливый.
Им, героям, только слава
Ощутимо греет душу,
Им бездействие — отрава,
То, что их гнобит и душит.
Эти два вождя собрали
Храбрецов своих отрядов,
Чтоб они им подсказали,
Как сражаться дальше надо.
Если в лоб не получилось
Город штурмом взять, то значит,
Нужно хитрость вместо силы
Применить для сей задачи.
Сделать вид, что их отряды –
Пусть то выглядит не круто –
Безуспешную осаду
Прекратили почему-то.
Например, болезнь сморила:
От еды и водки местной
Всех поносом прохватило,
Что в их случае уместно.
Или круче: притвориться,
Что чума или холера
В войске царском веселиться
Приготовилась без меры.
Словно мошки на рассвете
Заклубились мысли роем.
Хитрость, следует отметить,
Так не свойственна героям.
Тут скорей всего подсказки
К ним с Олимпа поступали,
Где резвясь и без опаски
Божества интриговали.
Так совет определился
С планом, хитростью рождённым.
Стали ждать, чтоб царь упился
Вновь до чёртиков зелёных.
16
И они недолго ждали
Наступленья жаркой пьянки,
Где герои наши стали
Сердцем бешеной гулянки:
Веселились всех сильнее,
Пели песни басовито.
И старались, чтоб быстрее
Напились и царь и свита.
А когда совсем стемнело,
Под прикрытьем пьяных криков
Часть отрядов очумело
Отступила строем диким.
Не поняв, зачем стараться,
Почему среди застолья
Их заставили расстаться
С выпивкой и хлебом-солью.
Это храбрецы, сославшись
Будто бы на указанье,
Что им царь отдал, начавши
Оголтелое гулянье,
Объявили всем, что войско
От столицы отступает.
Не бежит, а по-геройски
Дислокацию меняет.
Все, кто мог идти ногами,
Отступили
Притаились за холмами
Близлежащими в округе.
Кто не смог покинуть лагерь
После принятых напитков,
Те валялись, бедолаги,
Средь разбросанных пожитков
И средь лагерных остатков,
Словно трупы, в беспорядке
Брошенные в жутком страхе
Как свидетельство о крахе.
Так они непроизвольно
Стали частью представленья,
Что являло бесконтрольный
Беспорядок отступленья.
17
Осаждённые с рассветом
Удивлённо оглядели
Лагерь брошенный зачем-то
Без причин и явной цели.
Чернота кострищ кургузо
Вилась редкими дымками
И носился вяло мусор
Меж поблекшими шатрами.
Кто в различных заварушках
Побывал не раз, тот знает,
Что бесплатный сыр в ловушках
По традиции бывает.
Жизнь как есть на этом свете
Не бывает дармовою.
Не надейтесь… И не верьте
Тем, кто вам твердит иное.
Но разумных пессимистов
Осажденная столица
Чаще чествовала свистом:
Здесь держали за тупиц их.
Это был особый город,
Где торговца и менялу
Населенье почитало
Больше нюхавшего порох.
Можно только удивляться,
Как с таким менталитетом
Удавалось защищаться
Горожанам должным следом.
У того, кто размышляет
О своем обогащенье,
Жадность часто побеждает
Чувство самосохраненья.
Если кто-то в час осады
О добыче сланой грезит,
Он воюет вяловато,
Бой ему не интересен.
Нет другого объясненья,
Почему народ повёлся
И с обманным отступленьем
Так бездарно прокололся.
Ведь когда враги столицы
Ежедневно напивались,
Осажденные стремиться
К столкновению не рвались.
Отворять ворота, чтобы
С боем выгнать лихоимцев, -
Это не влекло особо
Ни владетеля-жадобу,
Ни жадобу-разночинца.
Но когда со стен высоких
Осаждённой цитадели
Горожане резвооко
Кучи скарба разглядели,
В них мгновенно заиграло
Нестерпимое желанье
Заграбастать достоянье,
Что вокруг — ничьё! — лежало.
Сердце алчное трепещет,
Видя брошенные вещи,
Хлипкий разум скупердяя
Мрёт, халяву предвкушая.