Божественное вмешательство
Шрифт:
— Командир, так атакуют галлы. Что можно придумать против такой атаки?
Решение пришло само собой. Я вспомнил римскую черепаху. Объяснил, как все должно выглядеть. Центурии с азартом, словно соревнуясь, предпринимали попытки сформировать из щитов панцирь черепахи.
Я с разбегу прыгал на щиты сверху. Когда смог спокойно прогуливаться по площадке, пригласил присоединиться Септимуса Помпу. Щиты под нашими ногами даже не играли. В тот момент я поверил, что черепаха римлян выдерживала вола, запряженного в телегу. Правда,
После обеда я оправился в термополий. Рубаха и штаны затвердели от соленого пота, да и выкупаться по-человечески не мешало. Там меня узнали, и это посещение один в один повторило предыдущее.
Чистый и сытый я вернулся в казармы под вечер. У моей конуры скучал Спуриний и три раба.
— Приветствую, отец, — я искренне обрадовался, увидев Спуриния, и немного расстроился, почувствовав легкую неприязнь в его взгляде.
— Приветствую, — пробурчал он в ответ и, указав рукой в направлении города, добавил: — Пройдемся.
Мы молча, мы вышли за границы лагеря. Остановившись у лавки медника, он, цедя слова, зашипел:
— Что ты себе позволяешь! Явился пьяным как галл к консулу, — я хотел возразить, но сенатор не дал мне такой возможности, — Ничего не говори! Я знаю, это правда. Тот мальчишка, что пригнал от тебя коней, тоже сказал, что ты был пьян! — сенатор замолчал.
— Да, возможно, я был пьян. Мне пришлось убить трех галлов. После этого кусок в горло не лез, и пил я только вино. Пьяным себя не чувствовал.
– Ты убил трех галлов? — Спуриний взял меня за плечи и пристально посмотрел в глаза.
Не отводя взгляда, я твердо произнес:
— Да. Я убил трех галлов. А их коней отправил в твое имение. Вот на мне плащ одного из них.
Неприязнь сенатора сменилась какой-то нервной озабоченностью, он рывком сорвал с меня плащ, поломав булавку, и бросил его рабу.
— Если кто-нибудь узнает об этом, у нас могут быть серьезные проблемы. Какие у тебя шансы победить завтра в состязании?
— Я кое-что приготовил, чтобы не только удивить, но и победить, — самодовольно ответил я.
— Хорошо бы. Консул, увидев, в каком состоянии ты явился к нему, решил тебя наказать, а заодно и должок мне вернуть. Я полагал, что оба дела ему выгорели. Если завтра сможешь победить, все будет хорошо. Дочь за тебя заступалась. Это от нее, — он дал рабам знак, те достали из мешка посеребренный панцирь, поножи и красный плащ, даже лучше, чем галльский. — Честь нашей семьи в твоих руках. Не забывай об этом.
Услышав о том, что Спуриния заступалась за меня, понятное дело решил, что она тут, в Этрурии, с отцом. Уже представил себе, что смогу провести эту ночь
Консул оказался еще той сволочью — весь холм, на котором расположилась ставка, был заполнен гражданами Этрурии. И на повестке дня было только одно состязание — между первой и двенадцатой манипулами.
Оба легиона Этрурии выстроились ниже холма.
Первая манипула ушла на позиции первой — понятное дело. И народ на холме, и легионеры кричали ей приветствия. Вторыми под свист пошли мы.
Мои ребята разозлились. Это хорошо: в бою такое настроение не помеха.
Походной колонной мы вышли между холмами и остановились. В новом панцире и алом плаще я стал перед строем и толкнул речь:
— Солдаты первой центурии уже радовались победе. Мы — нет! Я видел, чему вы научились за эти дни. Верю — сегодня мы победим!
Новобранцы застучали пилумами по щитам. Шум на холме поутих.
Командую:
— В одну шеренгу становись!
Красиво, без суеты, походная колонна рассыпалась, перестроившись в одну шеренгу по центуриям.
— Центурии! На первый третий, расчитайсь!
Вокруг стало так тихо, что счет "первый", "второй", "третий" слышался очень хорошо, летя над холмами.
"Пусть задумаются, чем это мы занимаемся", — не без ехидства подумал я.
— В три шеренги становись!
Как на тренировке! Стали.
— Первая центурия — на пра-во! Вторая центурия — на ле-во! Шагом марш!
Стою, смотрю. Когда центурии разошлись шагов на пятьдесят, кричу:
— Стой!
Остановились и уже без команды развернулись фронтом к противнику. Это мы так договорились.
Я побежал к своей центурии и стал в строй.
Стоим уже минут пятнадцать. Наверное, в ставке до сих пор не поняли, что строиться привычным для них образом мы не собираемся. Проходит еще минут пять. Звучит буцина. Командую:
— Шагом марш!
Слышу команду Септимуса. Идем в атаку двумя центуриями в плотном строю. Первая манипула стоит спокойно на холме. Разве что вторая линия подтянулась шагов на двадцать. Интересно, о чем они сейчас думают?
Решаю, пора. Громко кричу:
– Клин!
Септимус, молодчага, дублирует. Перехожу на бег, выставив вперед щит. Чувствую удар тяжелого дротика. Останавливаюсь на мгновение, отбросив скутум. Изготавливаю пилум к броску. Мое место занимает первый справа.
До линии обороняющейся манипулы не больше десяти шагов. Вижу растерянность на лицах легионеров. Мечу пилум, кричу: "Барр-а-а-а!" — крик подхватывает вся центурия. Сшиблись. Прошили первую линию сразу. Перед второй изрядно щитов потеряли, но и сами дротиками выбили приличную брешь. Триарии ощетинились длинными хастами — поздно. Мы их забросали не хуже, чем получили сами в первом состязании. Холм наш!