Божественное вмешательство
Шрифт:
— Испорченная еда? Я отдала ее свиньям. Там было что-то дорогое для тебя? Или тебе нужен сам мешок?
— Прости. Неважно, что с ним. Как тебя зовут?
"Вещдок исчез. Это к лучшему", — думаю.
— Гвенвилл, дочь Хундилы.
"Ну, точно! Адальгари — тот самый галл. Умеют боги сыграть", — от этой мысли, наверное, что-то в моем лице изменилось.
Гвенвилл, заметив смену моего настроения, обеспокоилась:
— Что с тобой?
— В голове помутилось, — отмазался я, натягивая штаны.
— Это
"Как назваться? Скажу правду — может боком выйти: Адальгари не вернется. Искать будут. Кто-то, может, и узнает, что был в Этрутии центурион, видели его в плаще с приметной фибулой на плече".
— Не помню.
Поскольку после ее вопроса задумался я крепко, мой ответ Гвенвилл не удивил.
— Позволь называть тебя Алаталом. Ведь ты определенно наделен жизненной силой. Я дочь друида, знаю, — она гордо подняла голову.
Все бы хорошо, но на Гвенвилл по-прежнему ничего не было надето. И горделивая поза с высокоподнятым подбородком, отброшенный за спину плащ, выставленное на показ прекрасное тело — все это снова пробудило во мне только угасшее желание.
"Назовите хоть горшком, только в печь не ставьте", — подумал я и согласился.
— Зови. Только надень что-нибудь на себя.
Гвенвилл молча и совершенно естественно, без ужимок, свойственных в таких случаях поведению женщин, надела через голову белое, с зелеными вертикальными полосами платье, отороченное бахромой.
— Так лучше? — спросила, обворожительно улыбаясь.
— Нет. То есть — да, — бубню в ответ.
Три дня прошло, как я гощу у Гвенвилл. Когда впервые вышел из дома, глазам не поверил: дом, — нет, домище — деревянный, с крышей из черепицы, как в Этрурии, стоял в центре селения.
Вокруг — дома поменьше, под соломенными крышами. Деревня стоит на опушке дубового леса, куда каждое утро гонят свиней из хозяйств, как у нас коров. За домами — огородики, чуть дальше, до горизонта — желтые поля.
Проживает в этом селении человек двести. Живут свободно, можно сказать, демократично, но кормят семью Адальгари как всадника Мутины.
У галлов нет постоянной армии, но уже сформировалась племенная знать. Кстати, галлами они себя не называют. Я гощу в деревне племени Бойи. Это селение обеспечивает тримарцисий (три всадника — подразделение галльской конницы) Адальгари. Где, понятное дело, брат Гвенвилл был главным.
Их отец — Хундила — не так уж крут, как я думал. Столица Бойев — Боннония, захваченная у Этрутиии во времена разрушения Рима — этрусская Фельсина (современная Болонья). Знатные воины предпочитают жить там.
Этрусские нравы уже успели укорениться в среде галлов, и друид Хундила, вместо того, чтобы в лесной глуши воспитывать учеников, живет в Мутине как этрусский сенатор. Судит и милует, иногда учит. Но
С Гвенвилл мы собирали в лесу грибы и ягоды, удили в реке рыбу. Она была приветлива со мной, но держалась на расстоянии, буквально не приближаясь ко мне ближе, чем на метр.
Я же влюбился первый раз в жизни по настоящему. Засыпая, мечтал хотя бы прикоснуться к ней, взять за руку, вдохнуть запах волос, пахнущих полевыми цветами, уткнувшись носом в роскошную "гриву".
Она все ждала Адальгари и рассказывала мне о своей мечте — увидеть, как брат станет лучшим среди первых всадников Бойи. И хоть не от моей руки он потерял жизнь, слушая Генвилл, чувствовал я себя скверно. Отводил взгляд, хмурился, созерцая землю у ног. Тогда Генвилл просто уходила от меня, не задавая никаких вопросов.
Сегодня утром она предложила сразиться на мечах. Я, демонстрируя энтузиазм, согласился. Вышли из дома, к плетню. Изготовились. Смотрю, Гвенвилл подняла над головой меч, а ноги держит согнутыми, на ширине плеч. Вложив меч в ножны, говорю ей:
— Я и без меча с тобой справлюсь!
Ее глаза вспыхнули.
— Попробуй, — прошипела и ударила сверху, чуть развернув меч, что бы не разрубить мою буйную головушку.
Вполне ожидаемо, нанося удар, она чуть с запозданием сделала шаг левой вперед. К этому моменту моя левая нога уже стояла рядом, а рукой я прихватил ее кисть, зафиксировав большой палец.
Меч просвистел, разрубив воздух. Гвенвилл, теряя равновесие, подалась вперед. Опираясь на правую ногу, я развернулся лицом к ней и, слегка надавив рукой на кисть, отобрал меч.
— Как ты это сделал? — любопытство, отразившееся тут же на ее лице, граничило с обидой.
Долго объяснял, показывая основной принцип фехтования чем угодно: какая рука с оружием — та нога, впереди. Как рубить сверху вниз, наносить косые удары и с разворотом. Научить не смог, но она поняла — нужно тренироваться.
Я, поблагодарив местных богов, хорошо подумал и о японцах, чей наукой я сегодня смог воспользоваться.
После обеда, а трапезничают тут куда сытнее, чем в Эртурии, у Сенатора, Гвенвилл предложила пострелять из лука. Я честно признался — не умею. Она вручила мне кожаный наруч, взяла с собой лук и отвела меня на опушку рощи.
Наверное, это место давно использовалось для такого рода тренировок. Я увидел деревянные щиты, установленные с интервалом в пятьдесят метров друг от друга. Став напртив, натянул с трудом лук. Вспоминая, как когда-то стрелял из спортивного, прицелился. Отпустил тетиву.
В ближний щит я попал с первого раза, а попасть в нарисованного красной краской человечка, удавалось не часто. Гвенвилл, попадавшая в названное мной место на мишени практически не тратя времени на прицеливание, радовалась.