Божьи воины. Трилогия
Шрифт:
У Рейневана на лице не дрогнул ни один мускул. Зеленая Дама рассматривала его сквозь полуприкрытые ресницы.
– Только тогда, – продолжила она, – Ян фон Биберштайн разъярился не на шутку. Назначил награду. Сто гривен серебра тому, кто укажет и выдаст похитителей, а если кто-то и сам окажется замешанным в аферу, дополнительно получит гарантию избежать наказания. Кроме того, господин Ян взял в оборот доченьку, но Кася уперлась: она ничего не знает, ничего не помнит, была без сознания и в обмороке. Ла-ла-ла… Уперлась также Ютта де Апольда, в отношении которой были серьезные подозрения, что и она тоже не соблюла веночка в целости и сохранности.
Время шло, живот Катажины быстро и роскошно
К уважаемой дочери уважаемого господина Яна, поклялся Вейрах, похитители отнеслись с уважением, никто ее ни пальцем не тронул, ни даже не оскорбил ее чести более смелым взглядом. К сожалению, в почтенной раубриттерской компании совершенно случайно оказался некий решительный мерзавец, сукин сын, извращенец и вдобавок чародей. Будучи за что-то страшно зол на господина Яна, он магическим образом похитил его дочь у похитителей. И несомненно, изнасиловал беднягу. Конечно, воспользовавшись черной магией, в результате чего бедняжка совершенно не осознавала того, что происходит. Этот паршивец скрывался под именем Рейнмара фон Хагенау, но слухи распространяются быстро, дважды два – четыре, масло всегда всплывает наверх. Это не кто иной, как Рейнмар де Беляу по прозвищу Рейневан.
– И в этом он поклялся на кресте? Воистину терпение небес беспредельно.
– И без креста, – фыркнула она, – в сообщение Вейраха поверили бы. Ведь репутация Рейнмара де Беляу была в Силезии известна. Ему случалось пользоваться чарами для того, чтобы принуждать женщин. Достаточно вспомнить аферу с Аделью фон Стерча… Я вижу, ты слегка побледнел. От страха?
– Нет. Не от страха.
– Так я и думала. Возвращаясь к теме: показания раубриттера никто не подвергал сомнению, в них никто не усомнился. Никого ничто не заставило задуматься. Кроме меня.
– Ага?
– Вейрах поклялся, что похитили только одну девушку: а именно Биберштайновну. Только ее. Вторая девушка осталась около сундука, ей приказали передать требование выкупа. Ты можешь что-нибудь добавить?
– Нет.
– И ничто тебя в этой истории не удивляет?
– Ничто.
– Даже то, что погоня не нашла второй девушки, Ютты де Апольда? Что наутро обе девушки вернулись в Столец? Обе вместе, хотя, если верить Вейраху, одну на протяжении суток похищали дважды, а вторую – ни разу? Даже это тебя не удивляет?
– Даже это.
– Такой сопротивляемостью ты обладать не можешь. – Она неожиданно скривила губы, в голубых глазах засветилась злость. – А значит, ты издеваешься надо мной.
– Ты обижаешь меня, госпожа. Или, что гораздо вероятнее, играешь со мной.
– Как было дело с девушками, ты сам знаешь лучше, из первых рук. Ты был там, не отрицай, принимал участие в нападении. Показания Вейраха делают из тебя отца ребенка Катажины Биберштайн, да ты и сам этого не отрицаешь, только пытаешься утверждать, будто сошлись вы по обоюдному согласию. Что кажется странным, прямо-таки невероятным. Однако исключить это нельзя… Ты, парень, бледнеешь и краснеешь попеременно. Это заставляет задуматься.
– Конечно, – взорвался он. – Должно заставлять. Я с ходу был признан виновным. Я – насильник, что доказывает свидетельство столь
– Ты так искренне возмущаешься, что я почти верю.
– Почти?
– Почти.
Она подогнала кобылу, проехала вперед. Подождала его. Посматривая с улыбкой, разгадать которую он не мог.
– Перед нами Фаульбрюк, – указала она на торчащую над лесом звонницу церкви. – Здесь остановимся. Я хочу есть. И пить. Тебе, Рейнмар, тоже выпивкой брезговать не следует, carpe diem [662] , парень, carpe diem: кто знает, что принесет день завтрашний? А посему… Поедем на опс [663] , как говаривал, пока был жив, мой родственник, краковский епископ Завиша из Курозвенк. Удивляешься? Я, надобно тебе знать, из великопольских Топоричей, Топоричи были родственниками Ружичей. Дай шпоры коню, рыцарек. Едем на опс!
662
пользуйся случаем (лат.)
663
От нем. «hops» – отправиться погулять, выпить, позабавиться (старопольск.).
В решительных движениях Зеленой Дамы, в том, как она держала голову, гордо и одновременно естественно, а особенно в том, как пила, изящно и свободно опустошая кубок за кубком, во всем этом действительно было что-то, заставлявшее вспоминать о Завише из Курозвенк. Касательно родственных связей Зеленая Дама могла, у Рейневана возникли некоторые сомнения, обычнейшим образом фантазировать. Топор в гербе можно было увидеть по меньшей мере у пятисот польских семейств, и все, они, как обычно в Польше, ухитрялись доказывать самые различные родственные отношения. Родство с краковским епископом было ничто по сравнению с утверждениями некоторых родов о кровных связях с королем Артуром, царем Соломоном и царем Приамом. Однако, глядя на Зеленую Даму, Рейневан не мог отделаться от ассоциаций с личностью Завиши, легендарного епископа-гуляки. Вслед за этой шли другие ассоциации. Ведь епископ скончался вследствие греховных страстей – его избил отец, дочь которого тот пытался изнасиловать. А душу развратника черти отнесли напрямик в пекло, крича, как слышали многие, дикими голосами: «Едем на опс!»
– Твое здоровье, Рейнмар.
– Твое здоровье, госпожа.
Она переоделась к ужину. Беличий колпак заменила круглым рондельком с каймой и муслиновой liripip’ой. Открытые теперь темно-русые волосы на затылке охватывала золотая сеточка. На довольно смело оголенной шее поблескивал скромная ниточка жемчужин. У накинутой на зеленое платье белой cotehardie по бокам были большие вырезы, позволяющие любоваться талией и ласкающей глаз округлостью бедер. Такие вырезы, невероятно модные, люди, недоброжелательно относящиеся к моде, называли les fen^etres d’enfer, дорогой в ад, поскольку утверждалось, что они чертовски искусительны. Ну что ж, что-то в этом было.