Божьи воины. Трилогия
Шрифт:
– Так это вы, – сказал один из польских гостей, Леливита, – пресвитер Бедржих из Стражницы?
– Я, – подтвердил Бедржих, перестав на минуту ковыряться в зубах. – А вы Спитек Лелива из Мельштына, сын краковского воеводы. А вы пан Миколай Корнич Сестшенец, бедзиньский бургграф. Как видите, мне известны не только ваши имена и гербы, но и ваши должности. Разрешите и мне представиться по должности. В результате заключенного сегодня союза и совместных действий вскоре вся Верхняя Силезия будет покорена и будет принадлежать Табору, Сигизмунду Корыбутовичу и присутствующему здесь князю Болеславу. Я же буду иметь ранг и титул directora,
Волошек, новоиспеченный адепт учения Гуса, внимательно посмотрел вокруг, проверяя, позволяет ли говорить свободно нетрезвость других пирующих.
– Мы уже поделили, как видите, – сказал он полякам, – Верхнюю Силезию между собой. Корыбуту достанется Гливице, таборитам Бедржиха – Немча и что там еще только вырвут у епископа. Княжество опольское, понятное дело, тоже должно что-то поиметь. Причем много. Я хочу намысловские земли, Ключборк, Рыбник и Пшчину. И половину Бытома, ту, которую сейчас держит тот гребаный крестоносец, Конрад Белый, самый младший братик епископа. Пограничные столбы, как мне обещали, будут передвинуты в пользу победителей. Ну, тогда давайте побеждать и передвигать!
– Может, завтра, – возразил Миколай Корнич Сестшенец. – Потому что я так объелся и обпился, что не встать.
– А послезавтра нам в дорогу, – заявил Спитек из Мельштына. – Не так ли, пан Бедржих? Пан Рейневан? Нам ведь вместе путешествовать.
Рейневан посмотрел на Бедржиха, вопросительно поднял брови. Проповедник вздохнул.
– Мы поедем назад под Ратибор, – сказал он. – А оттуда на краковский тракт.
– Краковский тракт, говоришь. В Польшу, значит?
– Посмотрим.
– Ты, Рейневан, все время насупленный, – обратил внимание уже красный от вина Волошек. – Сейчас Пасха, День Воскресения Господнего. Весна, изменения в природе, изменения в политике, Новое приходит, Старое уходит, lux perpetua тьму разгоняет, Добро побеждает, Зло бежит, сила боится. Ангелы радуются, поют под небеса, Gloria, Gloria in excelsis [944] , борзая ощенилась, а самая красивая из придворных супруги княжны дала наконец себя потрахать. Короче, радуется тело, радуется душа, радуйтесь tandem [945] все заодно, радуйся и ты, Рейневан. Радуйся, черт возьми. Пей, давай чокнемся. И говори, что тебя гложет, студент.
944
Слава в вышних (лат.).
945
в конце концов (лат.).
Рейневан рассказал, что его гложет.
– Инквизиция похитила у тебя девку? – нахмурил брови князь. – Гжегож Гейнче опустился до хищения? Не могу поверить. Если б епископ Конрад, тот ни перед чем не останавливается… Но Грегориус? Наш дружбан из Каролинума? Хм, времена меняются, люди тоже. Слушай, брат, ты же меня поддержал, помог принять решение. Вот и я тебе помогу. У меня есть источники информации, есть свои люди, удивился бы епископ, если бы знал, насколько близки ему, удивился бы и Гейнче. Ютта де Апольда,
946
всё спрятанное снегом откроет солнечное тепло. – Примеч. автора.
– Святая правда, – подтвердил, странно улыбаясь, Бедржих из Стражницы.
Выступать на заре стало уже традицией миссии, и этот раз тоже не стал исключением. Не успело солнце в полной мере подняться над туманом, они были уже далеко от Глогувека и быстро направлялись на восток. Вскоре добрались до распутья.
– Бедржих? Куда теперь? – спросил с невинной миной демерит.
– На Ратибор. А оттуда краковским трактом на Затор. Я ж говорил.
– Мы знаем то, что ты говорил вчера. Я спрашиваю, куда едем сегодня?
– Не перегибай палку, Шарлей.
Итак, они ехали на Ратибор, к краковскому тракту. Их отряд стал больше на двух польских рыцарей и их оруженосцев. А вокруг весна разошлась вовсю.
– Господин Рейневан?
– Слушаю вас, пан из Мельштына.
– Вы немец…
– Я не немец. Я силезец.
– Значит, вы не чех, – подвел итог Спитек. – Что же в таком случае вас привлекает в учении Гуса? Как получилось, что вы стали на их сторону?
– Шла борьба добра со злом. Когда пришлось выбирать, когда я был обязан выбирать, я выбрал добро.
– Обязан? Можно ведь было не становиться ни на одну из сторон.
– Быть нейтральным в борьбе добра со злом – это принять сторону зла.
– Слушай внимательно, Миколай, – обратился ко второму рыцарю Спитек из Мельштына. – Слушай, что он говорит.
– Да слушаю, – подтвердил Сестшенец. – Но также слушаю слухи. А о тебе слухи ходят, что ты магией занимаешься, господин из Белявы. Что ты чародей.
– Никто другой, – ответил спокойно Рейневан, – а трое волхвов первыми приветствовали Иисуса в Вифлиеме. Поднося ему миро, ладан и золото.
– Ты скажи это Инквизиции.
– Инквизиция это знает.
– Может, – вмешался Спитек из Мельштына, – сменим тему?
– Очень ловко вы поделили между собой Верхнюю Силезию, – иронично заметил Сестшенец. – Ловко, бойко и с размахом. Табор, Волошек, Корыбутович уже и шкуру медведя поделили. А где интерес Польской Короны?
– Так уж за этот интерес у вас душа болит? – с не меньшей иронией спросил Бедржих. – Так уж о нем заботитесь?
– Трудно будет реализовать ваши замыслы, если Польша их не поддержит. Будут ли польские интересы поддерживаться?
– Трудно определить, – согласился Бедржих. – Потому что с Польшей та же проблема, что и всегда: неизвестно, что это и кто это. Ягелло? Сыновья Ягеллы? Сонька Гольшанская? Витольд? Епископ Збышко Олесницкий? Шафранцы? В Польше каждый, кто у власти, имеет свои собственные, частные интересы и неизменно собственный интерес называет благом отчизны, так у вас извечно было, и так во веки веков будет. Вы спрашиваете, пан Корнич, где интерес Польской Короны. А я спрашиваю: чей именно интерес вы имеете ввиду?