Божьи воины
Шрифт:
– От имени Вроцлава Пшемковича, милостивого князя Глубчиц и Градца, – быстро проговорил Фюлльштайн, словно боясь, что его кто-нибудь опередит, – обещает сто копий опавского рыцарства. Милостивый князь лично поведет войско.
– Епископ Конрад, – немного подумав, сказал староста Танненфельд, – поставит полную хоругвь. Усиленную ратями из Гродкова и Отмухова. Всего – семьдесят копий.
– Город Вроцлав, – уперся руками в бока Йорг Райбнитц, – даст сто пятьдесят конников. А что же Свидница?
– Город Свидница, – гордо заявил Оппельн, – внес решающий вклад в победу под Кратцау. Ежели теперь его милость князь Ян обещает викторию, которая Кратцау затмит, то Свидницы
– Во-первых, я проделаю это силой, – сразу же ответил Ян Зембицкий. – Из того, что вы здесь сказали, я подсчитал нашу возможность примерно в тысячу конных, в том числе триста коней тяжеловооруженного рыцарства. У Краловца четыре тысячи пеших и едва двести конных, А поскольку рыцарь в латах стоит десяти пеших замухрышек, постольку перевес будет на нашей стороне. Во-вторых, мы разделаемся с ними тем же манером, что и под Кратцау. Нападем из засады на маршевую колонну. Предварительно установив, что они пошли туда, где мы будем их ожидать.
– А каким образом мы это установим? – поднял брови Оппельн.
– Есть такие способы.
Скрипящий и толкающийся у окна Ниского замка большой стенолаз застал вроцлавского епископа Конрада врасплох, но и епископ, надо признать, так же крепко удивил стенолаза. В своей охраняемой комнате он предавался, о диво, не оргии, пьянке или азарту. Он не отсыпался после оргии, пьянки или азартной игры. Нет. Он читал. Посвящал время чтению.
Впущенный в комнату стенолаз быстро трансформировался в человека. Бросил взгляд на лежащую на пюпитре книгу. Покрутил головой, изумленный почти до предела.
Мало того что это было Священное Писание, прекрасно иллюстрированная Библия. Вдобавок это была Библия немецкая.
– Я знаю, с чем ты пришел, вернее, прилетел, – удивил Стенолаза Конрад Пяст, князь Олесьницы, епископ Вроцлава и наместник короля Зигмунта Люксембургского в Силезии. – Зря трудился. Я отказываю тебе в твоей просьбе.
– Сегодня двадцать второе декабря 1428 года. – Стенолаз сел, протянул руку к стоящему на комоде графину. – Седьмого ноября 1427 года, то есть немного больше года тому назад, здесь, в этом замке, в этой комнате я покорно просил, а ваша епископская милость соблаговолила пообещать мне…
– Наша милость изменила решение, – обрезал Стенолаза Конрад из Олесьницы. – А сделала она это ad maiorem Dei gloriam. Рейнмар Беляу стал важной пешкой в игре, а ставка сделалась дьявольски высокой. На что ты рассчитывал? Что я отдам тебе этого Беляу, чтобы ты мог его замучить? Ради какого-то неясного для меня твоего личного дела? Знаю, знаю, когда-то у нас были в отношении Белявы планы, он должен был послужить нам для затушевывания аферы с нападением на сборщика. Но теперь благо Церкви и страны требует совершенно другого. Я приказываю тебе сотрудничать с князем Яном в поисках этого паршивца. Разрешил Яну войти в монастырь в Белой Церкви. Ха, он наверняка вошел бы и без позволения, монастырь стоит на его землях, а настоятельница – его сестра, но это несущественно. Существенно то, что Ян Зембицкий решился на поступок действительно значительный. Если военное мероприятие удастся… а имеются большие шансы успеха, то мы нанесем еретикам крепчайший удар, удар, какого они до сих пор
– Поэтому, – епископ выпрямился, – я категорически запрещаю тебе осуществлять какие-либо действия, которые могли бы этому плану навредить. Или хотя бы его усложнить. Ян держит Рейнмара фон Беляу в темнице зембицкого замка. Я запрещаю тебе приближаться к этой темнице хоть на шаг, запрещаю разговаривать с Рейнмаром, запрещаю тронуть его хотя бы пальцем. Я запрещаю тебе это категорически и строго. Я знаю, что ты – чародей, полиморф и некромант, знаю, что проходил сквозь стены, чтобы во Вроцлаве добраться до узников. Знаю, что ты можешь и на что способен. Но предупреждаю: если ты не послушаешься моего запрета, то навлечешь на себя мой гнев. И тогда узнаешь, на что способен я. Ты понял, Биркарт, сын мой? Подчинишься?
– А у меня есть выход? Отец мой?
Епископ зло засопел. Потом с треском захлопнул Библию, а на ее титульной доске поставил кубок. И налил в него бургундского с корицей.
– Ну а так, между нами, – спросил он немного погодя, совершенно спокойно, – зачем тебе был нужен этот Беляу? Ведь не ради же одной только приятности мстить и убивать? Что-то ты хотел из него выжать, о чем-то важном выспросить? Но о чем? Ха, вероятно, ты не захочешь сказать… Подробностей не выдашь. Но, может, в общих чертах?
Стенолаз усмехнулся, и была эта ухмылка исключительно мерзостная.
– Если в общих чертах, – процедил он сквозь ухмыляющиеся губы, – то почему бы и нет? Из Рейнмара Беляу я намеревался выжать информацию, которая привела бы меня к одному из его компаньонов. А из того я выдавил бы дальнейшие сведения. Получив тем самым некоторые знания. Общие. В частности, о том, действительно ли книга, которую ты только что читал, есть то, чем ее обычно считают. Или, может, она стоит не больше, чем басни Эзопа Фригийца.
– Любопытно, – проговорил после недолгого раздумья Конрад. – Действительно, любопытно. Тем не менее мои приказы остаются в силе. Ad maiorem Dei Gloriam. А баснями мы займемся в лучшие времена.
Стенолаз спорхнул с зубцов Ниского замка, закружил, подхваченный дующим с Рыхлебов вихрем. Выровнял полет, заскрипел, помчался в ночь. Он летел в сторону массива Слёнзы. Но не на самую Слёнзу. Слёнзу избрали любители, дилетанты. Как место для чар она была немного тривиальна и скорее перехвалена. Стенолаз летел на Радуню, на ее продолговатую вершину, на каменный вал и покоящийся в его центре магический, напоминающий катафалк камень. Монолит, который лежал здесь уже тогда, когда по Судетскому предгорью топали мамонты, а гигантские черепахи откладывали яйца на теперешнем острове Песок.