Божьим промыслом. Стремена и шпоры

Конофальский Борис

Скорее всего, он был прав, но Волков не хотел лишней крови. Одно дело бой, другое дело — резня. Не то что ему было жалко мерзавцев-безбожников, он просто не хотел усугублять положение и вызывать к еретикам жалость честных горожан.

— Всё-таки отведите их в цитадель, майор.

— При них точно будет охрана, — заметил Дорфус.

— Предупредите их, что вам дан приказ сохранять всем им жизнь только в том случае, если пойдут с вами миром. Список людей, что надобно изловить, вам напишет господин хранитель.

— Как прикажете, господин генерал.

Они

ушли, и, казалось бы, вот теперь он мог лечь отдохнуть, но решил повременить — уж больно горячим было это время, больно важным, — и вместо этого звал к себе прапорщика Брюнхвальда.

— Друг мой, вы человек весьма обходительный и приятный, — начал Волков, причём он улыбался, несмотря на свою усталость.

— Рад, что вы это отметили, господин генерал, — отвечал прапорщик, немного удивлённый таким началом разговора.

— Ну а раз так, то уж с дамой вы найдёте, как управиться, — продолжал барон всё с той же своей улыбочкой.

— Что вы имеете в виду? — ещё больше удивлялся молодой офицер.

И тогда генерал улыбаться перестал.

— Езжайте на улицу Жаворонков, в мою квартиру, найдите её хозяйку…

— Госпожу Хабельсдорф? — вспомнил Максимилиан.

— Да, госпожу Хабельсдорф. Там, во дворе, моя карета, посадите женщину в неё и провезите по улице Жаворонков.

— Провезу, и что дальше?

— Она на той улице живёт давно, всех там знает. Вы спросите у неё, кто из проживающих на той улице — еретик, всё запомните, а нынче вечером явитесь на ту улицу и все двери и ворота еретиков пометите большим белым крестом.

— А-а, — прапорщик, кажется, начал догадываться. — А ночью будем их грабить, наверное?

Барон поглядел на него устало и, наверное, немного разочарованно; это разочарование Максимилиан сразу почувствовал.

— Не будем грабить?

— Не будем, — ответил генерал. — Но безбожники должны подумать, что грабить их будут обязательно.

— Думаете, что они испугаются и побегут из города? — догадался молодой офицер.

— Именно, друг мой, именно на это я и надеюсь.

— Жаль, — сказал прапорщик с сожалением, — я бы пограбил, тем более что на той улице есть что взять.

Волков опять смотрел на него с укором и разочарованием.

— А что? — как бы оправдывался Максимилиан. — Почему нам нельзя пограбить безбожников?

— Майор Дорфус помогал грабить дома горожан, но грабили их сами горожане. И сейчас, кажется, в городе разворачивается большой грабёж; отчего же мы не грабим вместе со всеми, скажите мне, Максимилиан? — устало спросил барон.

— Не знаю, может, потому что мы устали… Или по глупости…, — предположил прапорщик.

— Нет, друг мой, мы не грабим еретиков… потому что грабить их должны их соседи, сами горожане. Не мы! А горожане! А мы должны лишь невзначай подталкивать их к тому да помогать, если лютеране вдруг вознамерятся защищаться.

— Но почему? — удивился молодой офицер.

Волков закрыл глаза, посидел так немного, как будто набирался сил перед ответом, и заговорил:

— Сюда идёт враг, сильный враг. И я хочу, Максимилиан, чтобы город был на нашей

стороне. Понимаете? Посему не мы должны грабить еретиков, а сами горожане. И когда еретики поймут, что завтра будут разбивать двери их домов и на помощь им никто не придёт, так они станут собирать вещи, а на пути к городским воротам их будут ждать горожане — не мы, а их соседи — с кольями и ножами, чтобы отнять у них их имущество. И лучше будет для нас, если еретики начнут защищаться, и тогда колья и ножи пойдут в дело. Может, и зарежут кого. Будут грабить, а заодно, как это бывает, и баб их пользовать. И это то, что нам и надобно. Те, кто убежит, пойдут к ван дер Пильсу, чтобы вернуться и отомстить оставшимся, а оставшиеся уже никогда ворота им подобру не отворят.

— Ах вот оно что, — удивился Максимилиан.

— А деньги… Так как-нибудь сами нас найдут, уж поверьте, деньги всегда находят победителей.

Глава 50

А Филипп Топперт, видно, вошёл во вкус. Не успел генерал проводить Максимилиана, как он явился в казармы. И был не один. С ним пришла едва ли не дюжина людей. Все люди вид имели приличный — купчишки средней руки или гильдийные мастера.

И Волков был вынужден принять их, хоть и сесть не предложил.

— Чем обязан, господа?

— Мы, — Топперт обвёл пришедших с ним рукой, — подумали немного и решили учредить торговую компанию. Торговать хотим шерстью. Вернее, подумали мы о том давно, но сейчас, кажется, время подошло.

— Прекрасная затея, — подбодрил его барон. — Шерсть и сукно всегда в цене, горцы, мои соседи, на шерсти берут серебра изрядно.

— Вот и мы про то. И банкир Вульдман, послушав нас, согласился с тем, что затея дельная. Он готов ссудить надобные нам на то предприятие деньги. Но дело за малым. Он просит обеспечение своих вложений. Не хочет рисковать деньгами.

— Да, банкиры — они такие, — отвечал генерал, сдерживаясь от ругательств. К сожалению, он и сам прекрасно знал сущность ростовщиков.

— Так вот таким… таким обеспечением могло бы быть торговое подворье купца Михлера.

— Он еретик? — догадался Волков.

— Рьяный! — закивали в подтверждение головами купцы. — Истовый, ещё и спесивый.

— У него девять лавок на Медовой улице. Там же отличный амбар, хороший двор перед ним, где и пять телег смогут встать, и контора.

— И пивная там же, — добавил один из пришедших с Топпертом.

— И пивная, и пивная, — подтвердили его товарищи.

— Ну так забирайте всё, чего же вы стесняетесь?

Купцы стали переглядываться и улыбаться, а Филипп Топперт пояснил:

— Так мы уже забрали, Михлера дурака взашей выгнали, и приказчиков его тоже, но… Банкир Вульдман говорит, что не может нам выдать деньги под залог такого имущества. Дескать, статус его пока не определён, говорит, нужно подождать, пока городской магистрат утвердит нового собственника. Или судья. А судьи-то из города разбежались. А в сенате у нас еретики до сих пор заседают. Их из двенадцати трое. Они магистратом заправляют.