Божий Дом
Шрифт:
— Вали уже домой, черт тебя дери. Я обо всем позабочусь!
— Я не хочу домой. Там Джун. Если я вернусь, мы опять поссоримся из-за ее анального садизма!
— Пока, — сказал я.
— Куда ты?
— В сортир, у меня желудочный грипп. Я устроился в тишине туалета, любуясь новым произведением настенной живописи, гласившим: «Доступна ли задница святого Франциска?» [87]
— Что мне делать? — причитал Рант из-за двери.
87
Святой Франциск Азисский. По-английски: WAS ST. FRANCIS ASSISI or WAS ST. FRANCIS ASS EASY
—
— Я боюсь! Как я объясню свой звонок? — не получив ответа и страдая в тишине, он сказал: «Я забыл, мне нужно к аналитику, я позвоню ей после сеанса».
— Ни хрена. Позвони ей сейчас же и свали отсюда. Не видишь, я на дежурстве.
Он все-таки позвонил ей и пригласил на свидание, а когда она согласилась, полетел докладывать обо всем аналитику, которому он платил полтинник в час за окончательное усыпление своего пениса.
Я сидел на сестринском посту, измученный желудочным гриппом, ежечасно срущий и мрачный от мыслей об объеме предстоящей работы. [88] Солнце заходило над изменившейся листвой и, хотя стояло душное бабье лето, я знал, что скоро начнутся морозные ясные деньки, футбольная погода, когда ты обнимаешься с женщиной, укутанной в свитер и напиваешься, чтобы не замерзнуть, и целуешь ее губы, и дрожишь от холода…
88
Болезнь в расписание резидента не очень вписывается. Во-первых, кто-то будет работать за тебя, что не очень удобно. Во-вторых, отсутствие грозит продлением интернатуры, что в будущем усложнит попадание на специализацию и так далее. Никто резидента отпускать не будет, пока есть шанс выжать все возможное и разрешенное комиссией мед. образования.
— Мисси Баилс вернулась после катетеризации сердца, — доложил студент, Потерянный Брюс Леви. — Феллоу [89] инвазивной кардиологии сообщил, что процедура осложнилась чрезмерным кровотечением из бедренной артерии. Я, пожалуй, это проверю, доктор Баш. У нее может быть нарушение свертываемости крови.
Миссис Баилс не страдала от нарушения свертываемости крови. Эти ребята всегда писали о чрезмерном кровотечении, чтобы ПОДЛАТАТЬ историю болезни на случай осложнений или проверок. На самом деле, она — пациентка Малыша Отто — даже не страдала заболеванием сердца, а обычным бурситом, о чем знали все, включая Отто. Малыш Отто стремился за большими деньгами, а Леви пытался играть в игру «изобрети редкое заболевание, назначь тесты и получи «Отлично» по терапии». [90] Как я мог им помешать?
89
Название врача, проходящего обучение узкой специализации.
90
К счастью, постепенно уходящая в прошлое пакость, когда врачи получали дикие бабки за рутинные процедуры, вроде ангиографии или колоноскопии. В какой-то момент страховки начали понимать, что процедур чересчур много, провели исследования, доказавншие, что они не всегда нужны, снизили платежи и катетризация сердца перестала быть рутиной при любом симптоме.
— Хорошая мысль, Брюс. Как ты собираешься это проверить?
Леви назвал несколько анализов, которые он планировал назначить.
— Подожди
— Отличная мысль! — сказал Леви, устремляясь к ее палате. Вернувшись, он заявил: — Она сказала, что да. Здорово!
— Подожди, — сказал я. — Любой бы ответил то же самое, не так ли?
— Правда, — поник Леви.
— Спроси, было ли у нее кровотечение после удаления зубов, — посоветовала Джо.
— Блестяще! — Леви опять понесся по коридору. — Да, у нее ужасные кровотечения после экстракции зубов.
— Брюси, у всех ужасные кровотечения после экстракций, — сказал я.
— Черт, доктор Баш, вы опять правы, — погрустнел Леви; чтобы попасть в систему ЛМИ, нужно было иметь «Отлично», но, чтобы добиться этого, надо было найти болезнь и сделать анализы, а потом провести лекцию, но теперь он чувствовал, как его оценка скатывается к «Удовлетворительно», а его интернатура все сильнее удаляется к западу от Гудзона.
— Скажи, Брюси, — спросил я невинно. — Что по поводу синяков?
— Синяки! Фантастическая мысль! — Леви, просияв, закричал: — Я все понял! — и побежал в палату, откуда до нас донесся крик: — ААААУУУУУ! — Он вернулся с широкой улыбкой: — Я сделал это! — и отправился делать назначения.
— Ты сделал это? Что это? — спросила Джо, глаза расширены от ужаса.
— Я поставил ей синяк!
— ЧТО?! ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?
— То, о чем мы говорили, Джо, я пошел в палату и ударил ее в плечо. Вы были правы, я не должен был назначать дорогие анализы, не убедившись в ее проблеме с помощью собственных рук.
Как раз перед возвращением Ранта с психоанализа, его пациент, мужчина сорока двух лет, дал остановку сердца, и возвращающийся Рант встретился с Глотай Мою Пыль, толкающим каталку с интубированным пациентом в интенсивную терапию. С ужасом в голосе, Рант сказал:
— Я уверен, что это моя вина. Я что-то пропустил.
— Не дури, — сказал я, — отличный СПИХ. А теперь вали отсюда. Ты опоздаешь на свидание с Громовыми Бедрами.
— Я не пойду.
— Пойдешь. Подумай об этих рыжих лобковых волосах.
— Не могу. Я лучше пойду осмотрю миссис Ризеншейн. Ужасно, что все эти пациенты умирают».
— ЗАКОН НОМЕР ЧЕТЫРЕ: «ПАЦИЕНТ — ТОТ, У КОГО БОЛЕЗНЬ». Убирайся, наконец, отсюда.
— Я позвоню тебе из китайского ресторана.
— Позвони мне из ее постели или не звони вовсе!
Он ушел. Естественно, ад разверзся в отделении, в основном, с пациентами Ранта. Рант научился агрессивному подходу к гомерам и осторожному к неизлечимым молодым, а так как мы с Чаком убедились в доктрине Толстяка, что обратное является основой правильного подхода к лечению, большинство пациентов Ранта были катастрофой, но, тем не менее, начало каждого дежурства заключалось в ЛАТАНИИ историй болезней пациентов Ранта, в тайне от Джо и от него самого.
Я аккуратно проскользнул в палату молодой пациентки с астмой, умирающей без стероидов, которые Рант боялся назначить, вдарил по ней дозой, способной протащить ее через ночь. Следующей была милая женщина с лейкемией, еще живая, благодаря усилиям Таула, которой я перелил еще шесть пакетов тромбоцитов, так как иначе она бы истекла кровью до восхода. Последней ужасомой был Лазарус, уборщик-алкоголик, постоянно находящийся в шоке, с перманентной инфекцией, которому Рант назначал лишь гомеопатические дозы лекарств, опасаясь навредить.