Божий Дом
Шрифт:
Вернув Лео к жизни, Толстяк вернулся с нами к посту медсестер, закинул ноги обратно на стол, вновь открыл журнал и сказал:
— Хорошо, хорошо, ну да, вы запаниковали и теперь чувствуете себя полным говном. Я знаю. Это отвратительно и произойдет еще не один раз. Просто не забудьте то, что вы увидели. ЗАКОН НОМЕР ТРИ: «ПРИ ОСТАНОВКЕ СЕРДЦА ПЕРВЫМ ДЕЛОМ ПРОВЕРЬ СОБСТВЕННЫЙ ПУЛЬС».
— Я не волновался за него, так как он был плановым, а не экстренным поступлением, — сказал Потс.
— Плановый не значит здесь ни хрена, — сказал Толстяк. — Знаешь,
— Молод? Я думал ему семьдесят пять.
— Пятьдесят два. Застойная сердечная недостаточность, которая хуже некоторых раков. Те кто умирает, как раз его возраста. Лео не стать гомером, не с этой болячкой. Вот это и есть трудность современной медицины: гомеры, гомеры, гомеры и вдруг, БАБАХ, появляется Лео, симпатичный мужик, который может умереть, и вот тогда вы должны двигаться, чтобы спасти его. Это как то, что Джо Гараджиола сказал вчера вечером о Луисе Тианте: «Он устраивает перед тобой всякие фигли-мигли, но потом, в нужный момент удар и этот удар выглядит куда быстрее». [25]
25
Известные в семидесятых бейсбольный комментатор и питчер Бостон Ред Сокс, соответственно.
— Удар? — озадачился Потс.
— Иисусе, его быстрый мяч, [26] — сказал Толстяк. — Где вас только нашли?
Мы думали о том же. Мы оба, я и Потс. Мы чувствовали свою полную некомпетентность. Почему-то, Чак был не таков. Он отличался от нас. Ему не нужна была помощь. Он знал, что делал. Вечером я спросил у него, как это он настолько в себе уверен.
— Да легко, старина. Понимаешь, я никогда ни фига не читал. Я только все делал.
26
Fast Ball — вариант подачи в бейсболе.
— Не читал вообще ничего?
— Только о них, о рыжих муравьях-убийцах. Но я знаю, как поставить центральную линию, дренировать плевральную полость, да все, что ни назови, я это умею. А ты — нет?
— Не-а, ничего из перечисленного, — сказал я, думая о моих сомнениях с аспирином для Софи.
— Да ладно, старик, что же вы там в ЛМИ делали?
— Книги. Я знаю все, что есть о терапии в книгах.
— Вот она твоя ошибка, старик, вот она. Как то, что я не пошел в армию. Может, я еще…
В струящихся лучах июльского солнца стояла медсестра дневной и вечерней смены. Она стояла, с руками на бедрах, слегка расставив ноги и тихонько раскачивалась, читая историю болезни. Солнечный свет сделал ее форму почти прозрачной и ее ноги плавно поднимались от тонких щиколоток и икр к мускулистым бедрам. На ней не было чулок и через накрахмаленную ткань ее костюмчика просвечивали цветистые трусики. Она знала, что они просвечивают. Через
— Эй, старик, это что-то.
— Обожаю медсестер, — сказал я.
— Что это такое особенное в медсестрах, старина?
— Видимо, белые костюмы.
Она обернулась. Я выдохнул. Я покраснел. От расстегнутых верхних пуговиц, через выпуклость ключицы и вырез ее блузки, к идеальной груди, от покрытых красным ногтей и губ к голубым векам и черным длинным ресницам, и потом к золотой искре маленького крестика из ее католической школы медсестер, она была как радуга над водопадом. Целый день в жарком и вонючем доме, целый день шпыняния Частников, и Слерперов, и гомеров, она была как глоток охлажденного апельсинового сока во рту. Она подошла к нам.
— Я Молли.
— Девочка, звать Чак.
Думая про себя, правду ли говорят о медсестрах и интернах, я сказал:
— Я Рой.
— Первый день, мальчики?
— Ага. Думаю, лучше бы я пошел в армию.
— Я тоже новенькая, — сказала Молли. — Начала в прошлом месяце. Стремно, а?
— Без дураков, — ответил Чак.
— Держитесь, парни, мы прорвемся. Увидимся, а?
Мы с Чаком посмотрели друг на друга и он сказал:
— Радуешься, что ты здесь, убиваешь время, развлекаясь с гомерами, не так ли?
Мы смотрели, как Молли удалялась. Она остановилась лишь затем, чтобы поздороваться с Потсом, который как раз разговаривал с молодым чехом, желтым из-за больной печени. Желтый человек поприставал к Молли, а потом раздел ее взглядом, когда она, хихикая, уходила по коридору. Потс подошел к нам и забрал результаты утренних анализов.
— Печеночные ферменты Лазлоу повышаются, — сказал он.
— Он нехило желтушный, — сказал Чак. — Дай-ка посмотреть. Серьезно повышены. На твоем месте, Потс, я бы дал ему роидов.
— Роидов?
— Стероидов, старичок, стероидов. В любом случае, он чей?
— Это мой пациент. Он слишком беден и не может позволить Частника.
— Что ж, я бы дал ему роидов. Неизвестно, нет ли у него быстротекущего некротического гепатита. Если есть и ты не вдаришь по нему роидами прямо сейчас, он умрет.
— Да, — сказал Потс. — Но ферменты не очень-то и повышены, а у стероидов куча побочных эффектов. Я с тем же успехом подожду до завтра.
— Как скажешь. Выглядит он уж очень желтым, не согласен?
Думая о том, что Толстяк сказал нам об умирающих молодых пациентах, я отправился доделывать свою работу. Когда я вернулся к посту медсестер, там оказались две старушки, пытающиеся разобрать через очки с толстыми стеклами имена интернов отделения, написанные мелом на большой доске. Они упомянули мое имя и я спросил, могу ли я им помочь. Малюсенькие, на фут ниже меня, жмущиеся друг к другу, они уставились на меня.
— О, да, — сказала одна из них. — О, какой вы высокий, доктор.