Божий одуванчик

Зубкова Анастасия

Я подняла глаза на старшего сержанта и выразила горячую готовность отвечать на любые вопросы.

– Подозреваете ли вы кого-нибудь в содеянном?

Я пожала плечами:

– Вроде никого.

– Живете одна?

– С мужем, -опустила глаза я.

– Где муж?
– незамедлительно последовал вопрос.

– В командировке, -стиснула покрепче зубы я.

– Так-так… -старший сержант Пилипенко осмотрел меня повнимательней, - что из ценных вещей пропало, если можно, список.

– Да практически ничего не пропало, -легкомысленно махнула я рукой, - он все

содержимое на пол высыпал, судя по всему, искал большие деньги, а это бред - больших денег отродясь при себе не ношу, - я самозабвенно врала и чувствовала, что ничто в моей душе не шевелится при таком антиобщественном поведении. Совесть моя сладко дремала, и наружу из подсознания выползли ужасающие пороки.

– Значит, ничего не пропало?
– настойчиво интересовался Пилипенко.

– Нет, почему же, -делала я идиотское лицо, - пропало, очень даже.

– И что?

– Сумка и носовой платок, -гордо ответила я.

– Сумка и носовой платок?
– тихо переспросил старший сержант Пилипенко.

– Так точно, кожаная, -коротко ответила я.

– И из-за этого вы нас вызвали?
– так же тихо поинтересовался круглый.

– Но… -смутилась я, - моей жизни угрожала смертельная опасность, я напугана, можно сказать, что у меня шок, я вся сама не своя…

– Гражданочка, - ласково сказал старший сержант Пилипенко, - шок бывает у женщин, которые своими глазами видели четыре убийства, а потом в течение двух часов удерживались в собственной квартире в качестве заложниц какого-нибудь психа. Или у коммерсантов, которых братки три дня держали в выгребной яме, или у официанток…

– Достаточно!!!
– взмолилась я, - все понятно, я поняла, не надо больше! Шок, конечно у них, но что мне-то делать?

– Закройтесь на цепочку и ложитесь спать. А если надумаете, то приходите завтра в отделение заявление об ограблении подавать, - старший сержант Пилипенко помолчал некоторое время, - только мы вам этого делать не советуем.

– Почему?
– опешила я.

– Потому что, судя по вашему рассказу, на вас напал какой-то наркоман, которому денег на дозу не хватало, и он решил поживиться таким способом. Денег у вас не оказалось, так он решил хотя бы прибрать сумку, чтобы не так обидно было. Так что, сумка ваша давным-давно у перекупщиков, а с наркомана, даже если мы его возьмем, взятки гладки - денег у таких, как он, как правило, не бывает, так что возместить ущерб он вам не сможет. Телесные повреждения он вам сильные нанес?

– Нет, - мрачно ответила я.

– Ну вот, - заулыбался круглый, - радуйтесь, что дешево отделались, могло бы все кончиться куда хуже. Так что забудьте обо всем и ложитесь спать.

– Примите на ночь чего-нибудь успокоительного, - добавил старший сержант Пилипенко.

– Так, - угрожающе протянула я, - значит, охрану ко мне вы приставлять не будете…

Оба милиционера в один голос издали по такому смешку, что сразу стало понятно - они не то что охрану ко мне не будут приставлять, они сами меня завтра убьют, если я вдруг заявление подавать притащусь.

Я медленно откашлялась:

– Простите, - тихонько начала я, постепенно срываясь

на дикий визг, - на меня нападают в подъезде, бьют по черепу, душат, трясут, угрожают, крадут кожаную сумку, а доблестной милиции наплевать? К вам с топором в голове надо прийти, чтобы вы побеспокоились о моем здоровье? Я буду жаловаться! Я пойду в высшие инстанции, потому что пока мою жизнь охраняют такие, как вы, мне страшно за детей, страну и нацию!!!
– пафосно закончила я. Воцарилась гробовая тишина.

Ни слова не говоря, милиционеры поднялись с диванчика. К счастью, они сдержали естественный порыв задушить меня прямо на месте. Прожигай их взгляды во мне дыры, я давно бы уже светилась, как решето. Когда они сделали первый шаг к двери, я поняла, что слегка переборщила, и что заявление в милицию мне завтра точно подавать не придется. Когда героические милиционеры подошли к двери, я поняла, что обращаться к ним теперь следует как можно реже.

Когда же они ушли, хлопнув дверью так, что побелка в воздухе закружилась, мне стало окончательно понятно, что если я подойду к отделению ближе, чем на пять метров, сразу загремлю за решетку суток эдак на пятнадцать. Это в лучшем случае.

Невроз и явление бабули

– Ну и ладно, - буркнула я себе под нос, - не очень-то мне и хотелось подавать ваше дурацкое заявление… Ну, вспылила девушка, кому непонятно - шок у нее, - меня передернуло при мысли о тех, у кого, по мнению милиционеров, действительно должен быть шок.
– Церберы!
– проорала я в гулкую пустоту одинокой квартиры.
– Протокольные морды… - храбрилась я, - тоже мне, охрана… Свихнуться можно, кто охраняет наш покой и сон.

Милиционеры ушли, и я осталась совсем одна. Не сказать, что мысль эта придала мне оптимизма, скорее наоборот.

Я пошлепала обратно на кухню, плеснула себе чаю, смяла пустую пачку от сигарет и села на диванчик. Тишина пустынной квартиры навалилась на меня ватным одеялом, сдавила уши в тисках, звенела, плавилась, текла вокруг, сворачиваясь в спирали. Смеркалось, темнота ползла по полу чернильными разводами. Из открытого окна лился тихий, вкрадчивый шепот старого тополя, тянущего свои ветви в вечернее небо. Заработал холодильник, сонно прорываясь сквозь войлок тишины и моих страхов. Зубы мои застучали, я обхватила свои плечи руками и прислонилась к спинке дивана, силясь унять дрожь. Получалось очень плохо.

Тут где- то далеко, за бетонными перекрытиями, заработал лифт, и я вся превратилась в слух -как пить дать, это пришли за мной, за мной, за мной… Лифт открылся на моем этаже, и несколько человек вышли из него, приглушенно переговариваясь. Я вжалась в диван, с ужасом понимая, что не закрыла дверь на цепочку, что откроют ее на раз, и жить мне осталось совсем недолго. Там, на лестничной клетке, загремели ключами, и заскреблись в замке. Слава богу, не моем. Пока не моем… Люди давно зашли в свою квартиру, послышался смех, теряющийся в тонких стенах, а сердце мое громко бухало где-то в ушах, и на лбу проступила испарина. Ладони вспотели, и я тихонько заплакала от бессилия, одиночества и страха.