Божья коровка
Шрифт:
Он показал кулак. Мужик сглотнул и подчинился.
– Дверь закрой, – приказал Лосев. – Не то соседи набегут, и все узнают, как меня ограбили. Вы этого хотите?
Опекун кивнул и запер двери, оставшись у нее, а Лосев наклонился к Лизке.
– Пришла племянника проведать? – произнес зловеще. – Заждался, тетя. Ходил тут грязный и голодный. Все деньги, что мне мать оставила, вы украли, а пенсию пропили. Одежду вынесли из дома, другие вещи. Дебилу ведь не надо. Жри, Боря, кильку и скажи спасибо. Так, тетя Лиза?
– Ты што-то поумнел, – пробурчала
– Так жизнь заставила, – Лосев усмехнулся. – Так что, вернем украденное и извинимся?
– Пошел ты на хрен! – выплюнула тетка. – Дебил поганый!
– Ну, что ж, сама и напросилась…
Николай схватил ее мизинец и вывихнул одним движением. Такое он умел – добрые люди научили. Тетка завопила. Лосев вывихнул и безымянный палец. Вопль усилился. Жестоко? А как с такою разговаривать? Мать Бори, умирая, доверила семейной паре единственного сына. Они, конечно, заверяли, что присмотрят пацана. И что в итоге? Обобрали и устроили мальчишке концлагерь на дому. Твари!
– Бора! – подскочил к нему дядя и попытался оттащить от супруги.
– Стой там, где приказал! – рявкнул Николай и отбросил его к двери. – Не то тобой займусь. Переломаю пальцы на руках и выброшу в окно – тебя и эту свиноматку. И мне за это ничего не будет – ведь я дебил. У меня и справка есть. Показать?
– Не надо, – поспешил опекун. – Не мучай Лизку. Я тебя прошу.
– Тогда иди в комнату, дело есть.
Опекун помялся и прошел. Перед этим переступил через поскуливавшую на полу Лизку. В комнате Лосев указал ему на стул, сам достал из шкафа чистую тетрадь и ручку.
– Вот! – сказал, положив на стол перед опекуном. – Бери ручку и пиши.
– Что? – спросил мужчина.
– Продиктую.
Лосев подождал, пока дядя приготовится, и начал:
– В Советский РОВД г. Минска. Гражданина… Фамилия, имя, отчество. Написал? Проживающего по адресу…
Опекун писал, высунув от старательности кончик языка. Было видно, что это занятие для него не частое.
– Заявление, – продолжил Николай. – Отступи на строчку ниже. Сообщаю, что являюсь опекуном моего двоюродного племянника Коровки Бориса Михайловича, 1948 года рождения, проживающего по адресу… Написал? Продолжим. Только вместо того, чтобы добросовестно выполнять возложенные на меня государством обязанности, мы с супругой… имя, отчество, полностью… украли у него отложенные его матерью деньги в сумме 500 рублей, а также одежду и другие вещи…
– Вася! – воскликнула молчавшая до этого тетка. – Не пиши этого!
– Еще пальчик сломать? – осведомился Николай. – Их еще восемь осталось. Приступить?
– Не надо! – поспешил опекун. – Я напишу.
Николай зашел за его спину и проверил. С ошибками получается, но это не беда. Не сочинение на экзамене.
– Все украденное обязуюсь возвратить, а за проданные нами вещи выплатить компенсацию, – продолжил диктовать Лосев. – Срок на это месяц.
– За месяц не выйдет! – замотал головою опекун. – Хоть убей. Я не так много получаю. За три.
– Пиши три, – подумав, согласился
Лосев сам бы не ответил, отчего вдруг приплел трудящихся, просто всплыло в памяти. А вот дядю Васю пробрало. Он весь как-то подобрался и закончил текст.
– Дата, подпись, – напомнил Николай. – Молодец, вставай. Лизка тоже пусть подпишет.
– Я не буду! – заявила «свиноматка».
– Пальчик приготовь! – хмыкнул Лосев.
Дядя Вася подскочил и помог супруге встать на ноги. Подвел к столу. Та сморщилась, но взяла ручку и черкнула ниже подписи супруга.
– Молодцы какие! – похвалил их Лосев. – А теперь я вправлю тебе пальцы. Я их не сломал, а только вывихнул. Давай, давай! – прикрикнул, уловив ужас в глазах у тетки. – Боря не садист, он хороший мальчик.
Тетка робко протянула пухлую ладонь. Николай ее схватил и двумя движениями вправил вывихнутые пальцы. Тетка охнула и застонала. Из поросячьих глаз на щеки выкатились слезы.
– Все, все, – заверил Николай. – Немного поболит и будет в норме. Завтра приносите вещи – те, что еще остались. А нет, так эта вот бумага, – он приподнял тетрадь, – окажется в милиции. Вам это ясно?
Супруги закивали.
– Все, вас больше не держу, валите.
Родственники удалились. Лосев спрятал в шкаф тетрадь и изучил книги на этажерке. А чем еще заняться? Все книги оказались сочинениями русских классиков. Поколебавшись, Николай остановился на Тургеневе – «Отцы и дети». В школе Лосев эту книгу не читал, как и многие другие, – скукота. Здесь же неожиданно увлекся. С Базаровым он ощутил духовное родство. Евгений занимался делом, а не болтал, как прочие вокруг. Он не лебезил, говорил, что думает. Лосев сам такой, потому не прыгнул выше командира роты, оставшись капитаном. Базаров умер молодым и одиноким, а Николай завел семью, но это мало что меняло…
Читал он до полуночи, прервавшись лишь на ужин. Сходил на кухню, пожевал все той же кильки с хлебом, запив ее водой из крана. Хозяин тела был доволен – он рыбку обожал, но Лосев дал себе зарок меню разнообразить. Вот завтра и займется.
Покончив с чтением, он разложил диван – тот раскрывался словно книга. Амортизация на спинке и сиденье из стальных пружин, те упирались в войлок. Никакого поролона. Он застелил постель, почистил зубы, и, погасив свет, провалился в сон.
… На их позиции катил укропский танк. Но не привычный Т-64, а какой-то незнакомый, со сплюснутой, как панцирь краба, башней. «Похоже, «Леопард», – подумал Николай и прокричал в траншею:
– Гулямов, пиздани его из «Джавелина»!
На бруствер выскочил боец с трубой в руках. Присел, пристроив на плече, и приник к визору командно-спускового блока. Хлопок – и дымный след ракеты устремился к танку. Она попала точно в башню, но «Леопард» ее как будто не заметил. Взревел движком и устремился прямо к ним.