Божья Матерь в кровавых снегах
Шрифт:
После главного сражения и разгрома ледяной крепости возле Божьего озера в задачу главы красного войска входило выловить и доставить в окружной центр Остяко-Вогульск как можно больше участников восстания для следствия и показательного суда над теми, кто замахнулся на советскую власть, кто захотел свободы и независимости. Нужно было показать всем, кто хозяин на этой земле. Красная власть — не русский царь, ни с кем церемониться не станет. Всякого, кто пойдет против нее, покарает сурово и жестоко.
Остальные упряжки тронулись за командирской. На озере остался только помощник Мингал со своим каюром
На фактории командир красных с мороза выпил полкружки спирта и плотно поужинал в просторной пятистенке, которую занял. Он придавал большое значение вечернему приему пищи, поэтому в это время никто не смел его тревожить. Потом, уже к полуночи, он вызвал помощника для доклада. Тот в сенях поставил печку-буржуйку — таким образом оборудовал что-то типа караульного помещения. Всегда рядом, всегда под рукой.
— Ну, что? — спросил командир.
— Да почти ничего не узнали, — сказал помощник.
— Как так?
— Молодожены были. Ехали навестить родителей жены да наткнулись на нас. Мол, никого не видели, ничего не знаем.
— Где он?
— Да там и прикончили.
— Что так спешно? И ничего не выяснили?
— Так ведь отстреливался — бойцы злые были.
— А женщина?
— Она этого не видела. Ее раньше отправили.
— Думает, что муж жив?
— Да, наверно.
— Где она?
— Здесь.
— Как она?
— Все молчит. Пока не трогали.
— Давай ее. Сам начну.
Конвоир привел пленную — хрупкую молоденькую девушку с черными длинными косами и приятными чертами чуть удлиненного смуглого лица. Обхватив плечи тонкими, как у девочки-подростка, руками, она остановилась у порога. Видно, в одном платье ей было зябко. Поскольку не хватало людей на конвой, охрану и на прочие обязательные наряды, у пленных прежде всего отбирали теплую одежду, чтобы они не смогли сбежать. В этом случае мороз становился своего рода красным охранником.
Командир сделал знак, и конвоир с помощником вышли в сени. Теперь они остались вдвоем.
Командир подвинул к печке табуретку, сказал:
— Садись.
Она взглянула на табуретку, отошла от порога в сторону печки, но не села.
Тогда он налил чаю в кружку, поставил на край стола, пододвинул нарезанный большими ломтями хлеб и деревянное блюдо с вареным мясом. Жестом гостеприимного хозяина пригласил:
— Ну, садись к столу, чайку попей!
Она не двинулась с места, но повернула голову к столу, посмотрела, как над кружкой струится пар от горячего чая, и с деланным равнодушием отвела взгляд в сторону.
— Не хочешь — как хочешь, — проговорил командир.
Он помолчал, потом начал задавать ей вопросы домашним голосом:
— Скажи, как тебя зовут?
Она молчала.
— Ладно, будешь Безымянной. Скажи, откуда родом?
В ответ молчок.
— Куда ехала?
Нет ответа.
— Откуда ехала?
Молчок.
— Кого видела в пути?
Молчание.
— Сколько вооруженных?
Все без ответа.
— Сколько безоружных?
Без ответа.
— Сколько селений проехала?
— Нет ответа.
— Расскажи, не бойся, — почти ласково проговорил он. — Мы все равно скоро узнаем. Вот распогодится, полетят наши аэропланы — и все высмотрят с неба. Все занесут на карты, зарисуют на бумагу. От нас никуда не спрячешься,
Девушка будто не слышала его слов.
Он немного помолчал. Оглядел, чуть сощурившись, ее стройное гибкое тело под тонким платьем, потом сказал:
— А ты… будешь ездить в моем обозе до тех пор, пока не заговоришь. Поняла?
Молчание. Он вытащил армейскую фляжку, плеснул спирта сначала в одну, потом в другую кружку, предложил:
— Раз чаю не хочешь, может, спирта со мной выпьешь?
Она опять промолчала.
Тогда он поднял свою кружку, медленно поднес к губам, выпил и вытер губы рукавом гимнастерки. Крякнул от удовольствия, перевел дух. Потом, чуть подавшись вперед, остановил взгляд на лице девушки и резко и отрывисто выстрелил вопрос:
— Где полковник?.. Белый!..
У девушки вздрогнули ресницы. Он откинулся на своем сиденье, расслабился и, потирая руки, с удовлетворением сказал вслух:
— А ты, оказывается, важная птица…
Дело в том, что ходили упорные слухи, что одним из руководителей восстания является белогвардеец, полковник генштаба царской армии, который остался здесь после окончания гражданской войны. Он и разрабатывал все военные операции остяков, обучал их военному делу, инструктировал, из подручных средств изобретал различные мины-ловушки и другие взрывные устройства, чинил поврежденное оружие, занимался снабжением боеприпасами. А база его якобы находилась в глубине лесов, в верховьях остяцких рек, в районе православной русской церкви или лесной часовни. Там остяки заряжались верою, укрепляли дух. Молились, как они выражались, русскому Богу, просили у русского Бога помощи в борьбе против красных русских.
В том, что лесная часовня существует, Чухновский не сомневался. Ибо дед-остяк, которого взяли в заложники, прямо и без всякого страха объявил командиру-главарю: «Ты нас не победишь!» Командир спросил: «Почему?» Дед ответил: «Потому что нам помогают два Бога — остяцкий и русский. Мы молимся русскому Богу в русском Божьем доме». Это была чистая правда. Дело в том, что все старшее, дореволюционное, поколение было крещеным. «Славно поработали русские попы», — подумал командир. Остяки считали, что православная икона оберегает человека в доме и во дворе, а за их пределами вступают в силу их остяцкие боги. Так причудливо переплелись две религии. Вот и получается: какой Бог тебе нужен, к тому и идешь на поклон. Тогда командир попросил деда: «Укажи дорогу к Божьему дому». — «Нет, не укажу». — «Почему?» И дед-заложник пояснил: «Если я открою тебе дорогу, Бог меня накажет, и я умру». Командир сказал: «А если не покажешь, так от моей руки можешь помереть…» На что мудрый дед возразил: «Это уже как мой Бог ре-шит, не от твоей воли зависит». Командир ему: «Я решаю, а не твой Бог!» Дед опять возразил: «А мой Бог поворачивает твой ум. Куда захочет, туда и повернет. Как Он захочет, так и сделаешь». Командир взялся за голову. Ведь он не жаловал перебежчиков и предателей, а деда за честность просто так не отправишь, как они выражаются, в Нижний Мир…