Бозон Хиггса
Шрифт:
— Я же сказал, глядеть в оба! — накинулся на него Дитмар. — К сиренам приближаться нельзя! Они считают прибрежную зону своими угодьями.
— Откуда ты всё это знаешь? И про сирен, и про хатулей?
— Хатули нашептали, — усмехнулся немец. — Знаю, и всё!
Пространство перед эллингом — ровное, словно нарочно расчищенное. Наверняка нарочно, подумал Олег, вспоминая Башню и Информаторий. Там тоже того… поработали. Пересекли бегом и оказались в мёртвой для обстрела зоне.
Астроном, не раздумывая, поднялся по наклонному пандусу, в который
Позади по-хатульи присвистнул немец.
— Ничего себе, лодочка, — проговорил он. — Под стать сарайчику… Ладно, потом рассмотрим. Ищите, чую, сейчас появится…
Фон Вернер принялся деловито шнырять по эллингу. Олег с трудом оторвался от созерцания «мечты». Обойдя катер, он заметил небольшую дверцу, видимо, ведущую во вспомогательное помещение. Зов внутри заметался так, что, казалось, ещё мгновение, и он вырвется из груди маленьким окровавленным чудовищем из старого фантастического фильма. Астроном рванул дверцу и очутился на складе. Два ряда стеллажей были забиты блестящими от смазки деталями машин. Запчастями к движкам катера, надо полагать. А между стеллажами…
Вот значит, как это бывает…
Пол между стеллажами вспучился. Плиточное покрытие пошло трещинами, и разорвалось, окатив замершего астронома осколками. Огромное яйцо стремительно, как зубная паста из неосторожно сжатого тюбика, выдавилось из-под пола. Молочно-белое, бугристое, блестящее, оно ходило ходуном, вот-вот готовое лопнуть. Олег на всякий случай отступил к двери, мало ли что… Но ничего страшного не последовало. Кокон перестал вздрагивать, раздался тихий чмокающий звук, и скорлупа раскрылась, словно бутон тюльпана. Явив содержимое.
Женщина, подумал астроном. Дитмар будет в ярости…
Впрочем, среди тающей скорлупы кокона лежала не просто женщина, а — леди, дама из высшего света. Век девятнадцатый, как пить дать. Темное пышное платье, из-под которого бесстыдно выглядывали кружева нижней юбки. Высокие ботинки со шнуровкой. Шляпка с вуалькой. Дама шумно вздохнула, поднесла бледную узкую кисть к лицу, наткнулась на вуальку и вряд ли осознанным движением сорвала её. Открыла глаза.
Олег придвинулся, наклонился.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
Дама смотрела на него, не видя и, наверное, ещё не понимая его слов. Прозрачная слизь покрывала её лицо, исходила едва заметным паром, таяла. Астроном вспомнил дымку, окутывавшую его руку в момент воскрешения.
— Где я… что я делаю… зачем, — жалобно пробормотала дама.
Олег лихорадочно пытался сообразить, что ей ответить, но кроме идиотского книжного оборота: «Вы среди друзей», ничего путного придумать не мог.
— Не волнуйтесь, — проговорил он. — Вы… в безопасности.
— Ах, этот connard Вронский! — невпопад отозвалась она.
Вронский?
ВРОНСКИЙ!
Ну вот и всё, со смесью разочарования и облегчения подумал астроном. Задачка сошлась. Ну или почти… Осталось выяснить детали. КТО и ЗАЧЕМ? Главное, ЗАЧЕМ? Хотя и не мешало бы понять — КТО?
— Вот ты где!
На склад ворвался гауптштурмфюрер, за ним — прочие. Барон подскочил к нововоскрешённой.
— Опять баба!
— Её зовут Анной, — сказал Олег.
— Что? Откуда знаешь?
— Сигнусы напели, — усмехнулся астроном. — Знаю, и всё.
Приподнявшись на локте, она недоумевающе взирала на него. Губы её беззвучно шевелились. Совсем как у Иоанна, когда тот молился.
— Всё будет хорошо, Анна, — сказал астроном. — Скоро вам станет лучше.
Она приподняла слабую руку, то ли благословляя, то ли защищаясь, а скорее всего, пытаясь осенить себя крестным знамением. Олег вдруг увидел себя и других её глазами. Странные существа, все в белом. Вспомнилось: «И услышал я голос четвёртого живого создания, произнесший: „Приди!“».
Да уж…
— Господа… — заговорила она. — Где я? Что со мной?.. Вы… вы ангелы? Господи! Господи Иисусе! Вы не ангелы! Я не могу, я недостойна, я совершила тяжкий грех…
Её мечущийся взгляд остановился на Иоанне, и тот выступил вперёд.
— Успокойся, дочь моя, — речь святого странно изменилась, по крайней, мере, таких обертонов Олег в устах Иоанна ещё не слыхал: сочувствие и нежность, и при этом — непоколебимая уверенность. — Не ад это, но всего лишь чистилище. В чём согрешила ты?
— Грех самоубийства, — ответил за неё Олег. — Сударыня, вы в состоянии подняться? Прошу вашу руку.
Анна с опаской, словно ожидая соприкосновения с призраком, подала руку и встала. Её качнуло.
— Да-да, конечно, я понимаю. Я всё понимаю… — Она провела ладонью по лбу. — Ангелы всезнающи.
— Не ангелы мы, дочь моя, — возразил Иоанн, — но такие же грешные люди. Однако я, как служитель Господа, готов принять твою исповедь. Не знаю, уместно ли сие здесь, но тебе станет легче…
— Да-да, конечно, — торопливо произнесла она. — Сейчас. Мысли путаются…
Иоанн сделал знак, и они вышли из помещения.
— Вот это лодья! — восхитилась Ефросинья. — На такой бы из варяги да во греки. Вот только волочь тяжко, без волшебства не обойтись.
Фон Вернер погладил днище.
— Если судно на ходу, то это очень ценная находка. Наша мобильность возрастёт многократно.
Астроном посмотрел на катер. Полёт над волнами? Солёный ветер в лицо? Заманчиво, но… не сейчас.