БП. Между прошлым и будущим. Книга 1
Шрифт:
— Да, в подобных ситуациях мы действительно ощущали себя участниками игры — забавной, а еще в большей степени рискованной. И ведь было интересно жить в этом! — Говоря так, я был совершенно искренен. Теперь, вспоминая, глядя на многое уже другими глазами и с другим опытом, мы радуемся всё же, что прожит нами такой замечательный период жизни. Но вернемся в наше время и к твоей биографии: при том, что ты весьма успешен и после эмиграции — не навещает ли тебя ощущение некоей потери? Ведь столько там оставлено…
Илья задумался.
— Не можем мы, Саша, вступить в одну реку дважды. И нет у меня ощущения потери… Я прожил ту жизнь, теперь я живу
Люди считают, что мы эмигранты. Мы — не эмигранты, мы беженцы! Мы ушли из той страны. Мы ушли от той системы. Мы не должны забывать, кто мы. Мы не должны забывать, что при всей прелести нашей прошлой жизни и при всех её ужасах — потому что не все жили такой жизнью, какую мы с тобой прожили — была и другая, действительно ужасная жизнь… Мы ушли из страны и системы. Оба этих понятия там, в России, враждебны нам, они враги наши.
— Это — в ретроспективе. Но нет уже той системы, и нет той страны…
— Да, но страна, которая сейчас есть, мне не нравится ужасно: от гусей отстали, а к уткам не пристали… — так, кажется, в пословице? Эта дикость, воровство, которые они называют капитализмом, они прививают стране. И еще: чтобы заставить русский народ и российские предприятия платить налоги, должно пройти два-три века. Потому что должны вымереть люди, которые считают: с какой стати они должны платить какому-то Ельцину «свои деньги» — это они так называют налоги. Никаких реформ там нет — это чушь! Предприятия не работают.
Посмотри, что делается в Китае! Китайцы выпускают конкурентоспособную на мировом рынке продукцию, и потому у них экономика на подъеме. Вот эта рубашка на мне китайская, вот эти джинсы сделаны в Китае. А где — русские? Покажи мне хоть какой-нибудь русский продукт! Кроме разве что разрисованных, иногда по-настоящему талантливо, матрешек — одна в другой: это такая русская тайна, завернутая в русский секрет. «Энигма» такая. Ничего там нет и не может быть, с моей точки зрения!
— Ну, хорошо, рассмотрим другой ракурс: весь антураж 16-й полосы «Литературной газеты», её эзоповский язык определились той системой, в которой мы жили, так ведь?
— Ну да, это продукт системы, при которой за анекдот уже не убивали. А раз не убивают, значит он появляется.
— Система вызывает сатиру своей недостаточностью, своей уродливостью. Сегодняшняя российская система, к сожалению, достаточно уродлива и безобразна. Так где же тогда сегодняшние Горины, Аркановы, Сусловы? Их нет сегодня…
— Ну, почему? Остались Аркановы… уехали Сусловы. Мы вымрем, появятся новые люди, чей юмор, как русский язык сегодня, нам будет непонятен. Это другая страна, другая культура. Они задействуют, по их словам, русский новояз. Рекламируют по телевидению женскую косметику, и мужской голос за кадром с блатной интонацией говорит: «Купите та-тата… Кто не знает, тот отдыхает!». Если бы ты разговаривал сегодня с новым русским на их новоязе, то ничего бы не понял. Так что я не имею права писать об этой России. Я не имею права писать о новых русских. Я их не знаю — да и знать не хочу!
— Не так давно на эту тему была передача «Голоса Америки». Принимали в ней участие Аксенов, Лосев и я — по поводу сохранности русского языка и форм, которые он принимает… Интересный получился разговор. А ты считаешь, язык, которым заговорили в России, — это навсегда?
— Когда мы приехали сюда, я поступил на «Голос Америки», и со мной работали представители первой эмиграции. Они не могли слышать литературный язык нашей волны эмиграции. Для них это было
Тот, что приходит сейчас в Россию, — это тяжелый приблатненный язык русской провинции и англицированного компьютерного текста, его терминология. Застрелиться хочется, когда я слышу: «киборд», «скрин». А русские газеты! Они все хвастают знанием английского — и англицизмы влезли в журналистский язык. Это все равно, как в Канаде украинка выглядывает в окно: «Перестаньте сигать у виндовы, чилдринята!». То же самое происходит в русском языке. Язык Тургенева… да кого сейчас волнует язык Тургенева! Русский язык — это язык-губка. Он впитывает. А есть языки-стенки: от них отскакивает. Есть языки, в которых запрещено применение англицизмов — французский, например. Извольте придумать французское слово! А Россия все больше впитывает англицизмы. Хотя, с другой стороны, это поможет интеллигенции быстрее интегрироваться в мировую экономическую систему: все они говорят на английском, все они знают компьютерный язык.
— Ну, так стоит ли об этом сожалеть?
— Вряд ли: язык идет вперед. Это страна идет назад. Я однажды написал фразу, и мне ее вычеркнула одна эмигрантская газета. Я написал ее, когда еще был Горбачев: «Россия, как и ее партия, нереформируемы». А редактор этой газеты сказал: «Идут же, идут реформы, что он пишет такое?!». И он взял и вычеркнул эту фразу — как моя цензура в свое время вычеркивала мне их из рассказов. Я ему позвонил и сказал: «Слушай, это моя точка зрения. Я так думаю, Илья Суслов. Ты можешь сослаться на меня». А он мне: «Я просто не могу себе представить, что ты прав!» — «Ну, так, говорю, и напиши — что я не прав, но мою фразу оставь!»
— Вот как раз об этом я и хотел тебя спросить, так сказать, под занавес: каким ты видишь будущее страны?
Илья заговорил сразу, не задумываясь.
— Отвечу. Россия выживет, если она будет состоять из нескольких «Россий». Она и сейчас распалась на регионы, которые совершенно не подчиняются центру, что бы там ни говорили. Она должна экономически распасться на несколько стран. Необходима дробность, которая обеспечит самодостаточность регионов и побудит их торговать друг с другом. Ну, например, Сибирь, Дальний Восток. Честно говоря, фактически уже отпал Сахалин. Давно не принадлежат управленческому центру России Курильские острова, о которых спорят наши русские националисты — это все ушедшие вещи, власти не могут их прокормить.
Идет война губерний и губернаторов между собой. Все стараются побольше нахватать фондов из центра, но деньги растворяются в воздухе. Людям не платят зарплату, шахтерам, например, годами. Учителям не платят зарплату. Если уже и учителям не платят, возникает ненависть к этому режиму, тоска по прошлому: будь Сталин жив, был бы порядок. При нем всегда цены снижали: на гинекологические кресла — на 10 процентов! На пудру сахарную — на 3 процента! А эти зарплату не выдают…
— Тем не менее, существуют политические амбиции тех, кто сегодня руководит страной. И существуют экономические интересы и связи — так что вряд ли легко произойдет распад. А если и произойдет — то всё это может вызвать гражданскую войну. Не страшно ли?