БП. Между прошлым и будущим. Книга 1
Шрифт:
Там он и по поводу романов Аксенова выразился как-то нелицеприятно (что-то вроде — «манная каша»). Ну и что, дело вкуса. А Аксенову, может, не нравится то, что делает в литературе Саша Соколов. Сказал Соколов — ну, он так думает, и что с того? Так примерно я и ответил тогда Войновичу — что ж тут обижаться-то…
«Как, что? — не согласился Войнович, — мало ли что кто скажет! Надо всё же отбирать, что печатать, и что — нет». Признаюсь, я не нашелся тогда что ответить, кроме как — «Ну, выразился так Саша, это он так сказал…», — да и что я мог ответить писателю, который и страну-то свою оставил как раз оттого, что там отбирали у него же —
С того года и до последнего времени почти не пересекались больше наши пути. Войнович продолжает писать, много, зарубежные издания его охотно печатают, да и российские не обделяют вниманием — имя всё же. Что-то мне нравится, что-то меньше. Его роман «2042» так и совсем показался неудачей талантливого писателя. А кто-то им восторгается. Бывает…
Это было уже потом, когда заметил я замечательный рассказ Войновича, опубликованный в «Знамени», явно тянувший на премию, названную нами «Россия без границ» — для авторов, оказавшихся в силу разных причин на жительстве в российской диаспоре.
Об обстоятельствах, сопутствующих вручению ему нашей премии, было выше — забыть бы пора, так нет ведь… О них — чуть позже, там, где коммментарий Игоря Губермана по сему поводу.
Вернемся, однако, к нашей беседе с Аксеновым, это так, вспомнилось — к вопросу о поддержке журналов. Поддержали, значит. Ладно, проехали, подумал я тогда — так что и после этого были вручения нашей премии.
Москва, начало 2000-х. Аксенову присужден «Букер»… После заседаний и множества пресс-конференций в связи «Букером-2004», и после вечера в Большом зале Дома литераторов, за сценой, в неформальной обстановке удалось нам с Аксеновым всё же коротко общнуться. А спустя год читаю в газетах: председателем жюри премии «Русский Букер 2005 года» избран, кто? Точно, Василий Павлович Аксёнов.
И на этом вручении довелось мне быть — спасибо председателю. Правда, в этот раз не обошлось без коллизий вокруг премии, да таких, что вручать премию поручили кому-то из жюри: Аксенов отказался категорически, были тому причины… А кому интересны подробности — полистайте газеты, там их предостаточно.
Уже который год у меня на полке в числе самых дорогих мне книг, дареных авторами, стоит репринт первого издания «Метрополя».
Вот как вспомнил Аксенов историю сборника в одной из первых российских публикаций, ставших возможными в конце 80-х:
«Идея… зародилась в начале 78-го года в стоматологическом центре Тимирязевского района столицы… В двух соседних креслах полулежали два обвисших пациента, 45-летний с чем-то я и мой младший друг, 30-летний Виктор Ерофеев. Наш общий мучитель доктор Гуситинский, сделав нам уколы новокаина, удалился. Лучшего момента для разговора о текущей литературной ситуации не найти.
Виктор пожаловался, что у него опять что-то зарубили, да и у Женьки, мол, Попова положение ничуть не лучше. Я сказал, что хорошо бы нам всем уехать на какой-нибудь остров и там издать что-нибудь неподцензурное… Да что там острова искать, промычал Виктор, давай здесь издадим альманах чего-нибудь хорошего. Так, под влиянием не исследованных еще свойств зубной анестезии, зародилась идея…»
Десяток лет спустя юмор по этому поводу кажется уместен, — а
В общем, постановление Московской писательской организации в 79-м году вовсе не было неожиданным: «…Крайне низкий писательский уровень… организаторы, по-видимому, и не помышляли о литературных целях. Они ставили перед собой совершенно иные, далекие от литературы, искусства и нравственности задачи». Ну, и т. д.
Это — по поводу сборника, выпущенного машинописным способом в количестве нескольких экземпляров, ставшего чуть позже оригиналом для репринтного его издания Карлом Проффером в Америке. И вскоре из уст первого секретаря Московской писательской организации Феликса Кузнецова Аксенов услышал: «Твой отъезд устроил бы всех».
— Это звучало, — вспоминал Аксенов, — как санкционированное руководство к действию. В тот же день я позвонил знакомому профессору Калифорнийского университета… и вскоре выехал с женой в гости на полгода…
На титульном листе моего репринта, того самого, надпись: «Альманахи всех стран — соединяйтесь! Саше Половцу привет от всей банды. В.Аксенов, 14 июня, 1981». Вообще-то, я люблю автографы Аксенова, как и самого их автора, а автографов этих у меня набралось немало, век не рассчитаться. А однажды был случай, в Калифорнийском университете произошел фестиваль, футуристический, в связи с чем Василий Павлович явился с разрисованным лицом и морковкой в нагрудном кармане, а мне, чтобы не выделялся, вывел на лбу фломастером три латинские буквы: «XYZ». Издали, если не вглядываться, выглядит, скажем так, вызывающе. Вот она эта фотография, передо мной она сейчас.
Кто-то из состава «банды» участников неподцензурного альманаха, со временем, уже здесь, в Калифорнии, поставил и свою подпись. В.Ерофеев… А.Битов… Е.Попов… М.Розовский… Б.Ахмадулина… А кому-то я забыл в их приезд раскрыть альманах на нужной странице. Или — не успел. Значит — в другой раз, но сделаю это обязательно, они обязательно будут сюда приезжать. Не будет только другого «Метрополя» — не перестаю надеяться, потому что не потребуется (даже и сейчас, когда столько всякого на глазах меняется), потому что никогда больше не будет повода в России к самодеятельному изданию неподцензурного литературного сборника.
Очень хочется в это верить.
Декабрь 1995 г.
Кажется, в те же дни, или в другой раз, я завел Аксенова в лос-анджелесский кавказский ресторанчик, где хозяином и шеф-поваром был армянин, Харут, на американский лад называвший себя Гэри. Ну, Гэри — так Гэри, важно же то, что в свое время он служил главным поваром в павильоне Армении на ВДНХ, и такие шашлыки, как в его ресторанчике, тогда в Лос-Анджелесе никто и нигде не готовил.
Заглядывал и я к нему, чаще с друзьями — показывал им, как и где следует обедать. И потому Гэри, завидя меня с друзьями, не спрашивая, накрывал стол закусками — самыми разными, и называлось это у него «шурум-бурум по-половецки», что означало всего понемногу.