Брачный офицер
Шрифт:
— Эй, Слон? — тихо спросил Дино. — Неужто это правда?
— Боюсь, похоже на то, — кивнул Слон. — Уже под конец командующим армиями придется выполнять то, что им прикажут политики.
— Вы бы лучше отказались от атаки, — заметил Джеймс. — Если вам что еще и пришлют, то только не тяжелое оружие, на которое вы рассчитываете.
— Мы не можем отказаться, — сказал Дино. — Пусть даже мы и узнали, что наша смерть послужит целям каких-то политиков. К нашему стыду, мы сами приветствовали приход фашистов у себя в стране.
Один за другим все согласно кивнули.
Джеймс с Ливией, как и остальные, в свою очередь стояли в дозоре. Однажды ночью впереди них во тьме раздался треск оружейной пальбы. Несколько партизан напоролись на немцев. Джеймс с Ливией кинулись на землю, наводя винтовки, чтобы обеспечить прикрывающий огонь, когда головная группа партизан станет отходить в надежное укрытие. Перестрелка была короткой и отчаянной.
— Ты отличный боец, — пробурчала Ливия, когда они поднялись с земли.
— Ты тоже, — сказал Джеймс. — Впрочем, это меня почему-то не удивляет.
— Должен признаться, партизаны превращаются в настоящих виртуозов малых операций, — с гордостью проговорил Слон, возвращаясь назад по дороге и присоединяясь к ним. — Когда мы начинали, они без посторонней помощи даже винтовки зарядить не могли. Теперь вполне могут и меня кое-чему поучить.
Немецкие войска теперь перемещались по горным дорогам в основном к северу, подальше от фронта. Но пока шли грузовики с продовольствием и материально-техническим обслуживанием. Партизаны ждали момента, когда потянутся боевые дивизии. В лагере ощутимо чувствовалось напряжение, знакомая смесь оцепенения и страха, предшествующее всякому сражению.
Джеймс улучил момент, чтобы прогуляться с Ливией по лесу. Только там они могли оказаться наедине. Набрели на вишневое дерево, и за разговором лакомились плотными, сладкими вишнями. Ливия до сих пор никак не откликнулась на слова Джеймса о его желании вернуться после войны назад в Италию. Но он решил не давить на нее. И теперь обсуждались ее вновь обретенные политические воззрения.
— Во-первых, Италию нужно освободить. Затем надо, чтоб итальянский народ стал свободным, — толковала Ливия. — Фабрики и заводы должны принадлежать пролетариату, а не наоборот.
Джеймс съел еще одну ягоду. Манера Ливии говорить лозунгами с тех пор, как она примкнула к гарибальдийцам, несколько раздражала, хотя была понятна при сложившихся обстоятельствах.
— Ну, а если пролетариат не захочет ими владеть? — возразил он. — Или завладеет и станет расхищать?
— Рабочие воруют, потому что при несправедливой системе у них нет иного выхода, — уверенно сказала Ливия.
Тут она вспомнила, как было
— Конечно, должны появиться руководители, — оговорилась она. — Партия должна обеспечить руководство народом.
— И эти партийные лидеры будут избираться народом?
— Демократия уже зарекомендовала себя, как порочный метод распределения власти.
— Ну да, уж Гитлер и это успел испоганить, — пробормотал Джеймс.
— Ну, хорошо, положим, будут выборы, — согласилась Ливия. — Все равно выиграют коммунисты, какая разница.
— Значит, ты за демократический коммунизм?
— Ну? И что в этом плохого?
— Просто я думал, что вы, коммунисты, ничего такого не признаете.
Вместе с тем Джеймс не мог не отметить, что демократический коммунизм — явление в чисто итальянском духе и что как раз в Италии это может сработать.
— Ну, а как насчет религии? Надо полагать, вы позакрываете, как Сталин, все церкви?
— Нет, конечно! — возмущенно возразила Ливия.
— Выходит, у вас будет католико-демократический коммунизм?
— Почему нет?
— Ну, а что если пролетариат не захочет предоставить своим женщинам права и свободы? — спросил Джеймс с невинным видом. — Надо полагать, вы согласитесь с его мнением?
— Если не захочет, — сказала Ливия, — то пусть повесится.
И спохватилась:
— Ты издеваешься надо мной?
— Помилуй Бог, — возразил он. — Как можно смеяться над итальянками, когда они такие серьезные!
Она ткнула его кулаком в плечо.
— Ой-ёй!
Джеймс отметил, что кулак у нее стал железный, и тело гораздо крепче, чем прежде. Ливия снова ткнула его.
— Больно же! — запротестовал он.
— И что ты мне сделаешь?
— Придется тоже тебе наподдать! — он слегка ткнул ее в плечо.
— Разве это удар! — фыркнула она. — Вот это — удар!
И уже гораздо сильней пнула его кулаком в другое плечо. На этот раз Джеймс уже перехватил ее руку, попытался заломить ей за спину. Между ними завязалась борьба. Ее смеющиеся глаза были так близко, а смеющиеся губы и того ближе, что не поцеловать их было невозможно. Он скользнул руками ей под безрукавку, и вдруг обнажились ее груди, бронзовые от солнца, и вот уже розовые, как мякоть инжира, соски, потянувшись навстречу его губам, мягко перекатывались под его зубами.
— Стоп! — сказала Ливия, чуть отстраняясь. — Хочу еще немного про политику.
— Ах, так! — сказал Джеймс, выпрямляясь. — Ну что ж, давай.
— Джеймс?
— Что?
— Я пошутила!
И снова прильнула к нему, выгнув спину и опять подставив ему груди, ее прохладные пальцы скользнули под пояс его брюк.
Чуть погодя, когда оба лежали обнаженные, и она делала ему что-то очень приятное, такое знакомое по воспоминаниям о полуденном Неаполе, именно он остановил ее руку.