Брачный офицер
Шрифт:
— Да уж ты, Альберто, мастак делать романтические предложения.
— Ну, что ты решаешь? — не отставал он. — У тебя есть из чего выбирать.
— Мы прибыли сюда не завоевывать эту древнюю страну, а освобождать, — произнес генерал в микрофон, и голос его раскатисто разнесся по двору. — И эти молодцы офицеры, стоящие рядом со мной, блистательный пример нашего уважения к вам. Своей бдительностью, находчивостью и демократическими устремлениями они показали, что мы готовы сражаться с тиранией в любых
Далее генерал продолжил в том же духе. И уже почти убедил Джеймса, что извержение вулкана, если и не было подстроено лично Гитлером, то, по крайней мере, являлось частью международного заговора, против чего генерал призывал сражаться, с какой бы стороны он ни грозил.
— Столкновение с Гитлером, — вещал генерал, — это лишь начало широкомасштабной войны против тирании.
При том он намекнул на деятельность «темных сил» среди гражданского населения, которые «готовы причинить страшные бедствия, посеять раздор и подорвать основы демократии».
Генерал говорил о фашизме, но Джеймс ясно понимал, что его слова могли бы в равной степени относиться и к коммунистам.
— В завершение, — сказал генерал, — вот что скажу я сторонникам тирании: при таких, как эти, солдатах нашей доблестной армии, вам ни за что не подорвать основ нашей демократии. А этим храбрым офицерам я скажу — ребята, свободные народы мира приветствуют вас!
Слушатели, большинство из которых ни слова ни поняли, но по тону сообразили, что дело идет к завершению, разразились аплодисментами.
— А что вы, ребята, конкретно, такого сделали? — тихонько спросил генерал у Джеймса, прикалывая ему к груди почетную ленту.
— Организовали эвакуацию гражданского населения с Везувия, сэр!
— А, ну да. Отличная работа. — Генерал отдал им честь, они козырнули в ответ. — Кто из вас говорит по-итальянски?
— Я, сэр, — с упавшим сердцем ответил Джеймс.
Генерал обвел рукой толпу.
— Скажите им пару слов, а?
— Что именно, сэр?
— Ну, слова благодарности. Хотя было бы отлично упомянуть и насчет борьбы против тирании.
— Понял, сэр.
Генерал поднял руку, призывая к тишине. В ту же секунду все стихло. Джеймс наклонился к микрофону.
— Я хотел бы поблагодарить генерала за его добрые слова. И… э-э-э… еще раз сказать, что война с тиранией… э-э-э… весьма важная для нас задача.
Звук собственного голоса, громким эхом прокатившийся по двору, сбил его, заставив умолкнуть. Джеймс видел перед собой застывшие в ожидании лица. И вдруг понял, что не может больше долдонить эту чушь.
— Послушайте, — сказал он, — я вовсе не герой. По правде говоря, только из-за одной девушки я и составил этот план эвакуации.
Все итальянцы мигом оживились. Политические речи — это замечательно, но романтическая
— Понимаете, она живет на Везувии. В общем… я хотел ее уберечь. Но когда дело до этого дошло, я, вместо того, чтобы проверить, все ли с ней благополучно, как полный идиот отправился в Терциньо, убедиться, все ли в порядке с самолетами.
Все как один слушатели с замиранием сердца жадно ловили странноватый рассказ Джеймса. Сидевшие в задних рядах подались вперед, чтобы лучше видеть.
— Что он говорит? — зашептал генерал в ухо Эрику.
— Это… э-э-э… немного быстро для меня, не разберу, сэр!
— Решение было неверное, — медленно сказал Джеймс. — Теперь я это понимаю. Ее дом… ресторанчик ее семьи… был разрушен. До сих пор я не знаю, что же именно произошло в эти десять дней и что она перенесла, но понимаю, что этого ей оказалось достаточно, чтобы перемениться ко мне. И хотя в данный момент я не буду срывать с себя эту ленточку, поскольку человек рядом со мной может за это приказать меня расстрелять, но я завтра же готов кинуть ее в море, лишь бы только мне удалось вернуть эту девушку.
— Впечатляющая речь, Джеймс, — прошептал Эрик краешком рта по-итальянски. — Но на твоем месте я бы уже закруглялся.
Джеймс окинул взглядом лица итальянских слушателей, с сочувствием устремленные на него. Чувства, которые он давно в себе подавлял, внезапно, непроизвольно вырвались наружу, в глазах его сверкнули слезы.
— Я люблю ее, — просто сказал он. — Люблю больше всего на свете. А она теперь просит, чтоб я ее забыл. Но этого я никогда и ни за что сделать не смогу.
Слушатели исторгли общий вздох. Мэр в переднем ряду утирал глаза подолом торжественной мантии.
— А теперь, — продолжал Джеймс, — если позволите, я пойду и напьюсь!
Итальянцы разразились овацией. Многие плакали навзрыд. Пара человек даже вскочили со своих мест, чтобы подбежать к Джеймсу, прижаться мокрыми от слез щеками к его щекам.
— Непостижимо! — высказался генерал, глядя вокруг себя изумленными глазами. — Совершенно непостижимо!
В «Зи Терезе» не было ни души, кроме полирующего стаканы бармена. Джеймс подошел к стойке, заказал скотч.
— У нас закрыто… — начал было бармен.
Но тут, завидев, кто явился, вышел Анджело и махнул бармену, чтоб оставил их вдвоем.
— Не возражаешь против компании, Джеймс? — спросил он, ставя перед ним стакан.
— Не возражаю против бутылки.
Анджело поднял брови. Джеймс вынул из кармана письмо Ливии и пододвинул к Анджело.
— Вот. Можешь прочесть.
Анджело молча прочел письмо. Потом извлек из-под стойки бутылку без этикетки со светло-коричневым содержимым.