Брак без выхода. Мне не нужна умная жена
Шрифт:
– Пять лет была. Закрой глаза покрепче и снова будешь.
Бам! Вот так…
Я теряю весь свой запал по мановению ока. Он просто разбивается о холодный, резкие скалы действительности…
– Ты…ты меня продал, как… - всхлипываю и жалко ежусь, - Как одну из своих…боже…как…как абонемент в свой проклятый зал…ты…
– Прекрати истерику!
– Хватит. Это. Повторять!
– не могу дышать, - Хватит! Он изменяет мне в моем же доме! Рядом с моим ребенком! Его это не ебет совершенно! Ничего не волнует! Он считает это нормальным, но ладно он! На голову больной ублюдок и моральный инвалид,
– Я сказал. Прекрати. Гребаную истерику!
Отец медленно поднимается, давит на меня объемами и голосом, и я думаю, что планирует продолжать, но мне больше нечего сказать. Я резко отступаю и мотаю головой.
– Если бы мама была жива…она бы тебя не узнала. И я тебя не узнаю.
Резко поворачиваюсь и мчусь к двери, но не успеваю сделать и трех шагов, как в спину летит очередной нож. Даже не шпилька — нож.
– Ты его спасла, Лили. Ты сама это сделала.
Застываю.
Неужели он настолько…низок, что будет меня этим попрекать?…
– Я должна была дать ему умереть?
– Нет, дорогая, но каждое действие имеет свое последствие. За все нужно платить.
– Ты меня продал! Это моя расплата за доброту?! Так получается?!
Резко оборачиваюсь. Мне на секунду кажется, что в глазах отца мелькает что-то похожее на сожаление, однако…это лишь игра света и тени, плюс моего воображения.
– Благими намерениями вымощена дорога в ад, Лили. Повзрослей.
Отец устало выдыхает и садится обратно на диван. Делает глоток грёбаного виски. Прикрывает глаза и откидывается на спинку гребаного дивана, а потом шепчет так, будто я его утомила. Будто я снова маленькая, топаю ножкой и прошу купить себе пони!
– Иди к мужу и будь покорной женой. Малик был добр к тебе, пусть все останется так. Не провоцируй его. Забудь все слова, которые ты сказала в этом доме, в этом доме. Не доводи до греха. Не будь дурой. Я тебе ничем не помогу. Ты сделала свой выбор.
Обрыв, который я чувствую в своем сердце, равен целой Марианской впадине, помноженной на миллион раз.
Не помню, как выхожу из дома. Теряюсь как-то даже, не понимаю, где я. Словно я не с отцом говорила, а с каким-то…незнакомцем.
Малик подходит ко мне сам. Он берет меня за руку и ведет к моей Тесле, дает сигнал своим людям. Нади в машине нет. Я это замечаю сразу, но мне не нужно спрашивать, где она, я итак это знаю. Она едет впереди. В огромном, черном внедорожнике. А мы сзади. Только вдвоем.
– Надеюсь, что ты больше не будешь совершать своим нелепые попытки от меня сбежать?
Ежусь, глядя в окно. Снова идет снег, крупные снежинки ложатся на молчаливые, многовековые сосны, которые давят с двух сторон трассы, как безмолвные Боги.
Это и есть моя вымощенная благими намерениями дорога в ад. Они меня туда провожают…
– Лили, я с тобой разговариваю.
Упрямо молчу. Не хочу его слышать. Не хочу видеть. Ничего не хочу, но кого это волнует? Малик переключает машину на автопилот, а потом тянется в мою сторону. Я вижу его ладонь с крупным перстнем на мизинце и резко дергаюсь в сторону. К двери. А потом шиплю.
– Только попробуй ко мне прикоснись. Только попробуй притронься своими грязными руками.
Малик замирает. Слышу
– И что же ты сделаешь, родная?
– Выпрыгну на ходу.
Перевожу взгляд и твердо повторяю.
– Клянусь, я на ходу выпрыгну из тачки.
Мы молча смотрим друг на друга. Он оценивает мою решительность, которая сейчас граничит с сумасшествием.
Оно, правда, есть. Мне надо думать о дочери, и я думаю, конечно. Вряд ли я решусь претворить угрозы в жизнь, но не потому, что страшно. Мне не страшно. За один вечер я потеряла все, и все основания, которые казались гранитным, на деле лишь говно и ветки. Ветер подул — их нет. Отец? Муж? Семья? Любовь? Ничего не осталось. Одна только жестокая реальность, в которой я, как загнанный в угол зверь. Единственное, что осталось — это дочь. Поэтому нет, я, конечно же, не сделаю этого. Малик знает. Я кожей чувствую, что он все прекрасно понимает, но, наверно, осталось в нем хотя бы что-то от человека?
Издает смешок, резко подается обратно на свое кресло, а лапы свои укладывает на мой руль. Противно? До безумия. Закажу химчистку после этого, но хотя бы не я. Да. Хотя бы эти руки не меня касаются, что уже победа в каком-то смысле.
До дома мы едем в тишине, а когда останавливаемся, я тут же вылетаю из машины, хватаю дочь и быстрым шагом возвращаюсь под крышу угрюмого замка на холме.
В спину ощущаю взгляд. Чудовище, за которое мне хватило ума выйти замуж, ничего не говорит, просто смотрит. А этого уже много…
Утром становится больше, когда я понимаю, что снова ошибался. Он не трогал меня не из-за внезапно проснувшейся человечности, просто издеваться и ломать меня медленно и планомерно выглядит слишком заманчивой перспективой, чем даже теоретически допустить, что я действительно выпрыгну на скорость и разобьюсь, как разбилась изнутри…
«Ты принадлежишь мне»
Лили
Я почти не спала. Еще одна ночь без сна на счету, и это уже становится отвратительной привычкой.
Встаю, поправляю волосы и тру глаза. Надия тихо посапывает, но уже трет глазки, а это значит, что она совсем скоро проснется. И конечно же, еще кое-что…
Буквально через мгновение дверь в детскую открывается, и на пороге вырастает ее няня. Миловидная девушка, блондиночка, зовут Алена. Мне она нравилась, но теперь я на нее смотрю с подозрением. Она с шоком. Уставилась, замерла. Понимаю. Я никогда не сплю в детской, если на то нет оснований, а сегодня спала и буду дальше это делать. В нашу спальню — ни за что не пойду! Разве что переодеться.
А ты трахалась с ним? Вот мне интересно. Он же «периодически» спит с другими женщинами. Так как? Ты из их числа? Миловидная няня-Алена?
– Лилия Антоновна? Вы…здесь.
– Очевидно.
Отвожу глаза и делаю вид, что мне на нее плевать, хотя это не так. Воображение услужливо подкидывает все те взгляды, которые бросала наша няня на моего мужа, и это бесит. Но стоп. Нет. Не стану реагировать. Тупо на гордости пру, которая не позволяет мне и дальше задаваться такими непозволительными вопросами.