Брак без выхода. Мне не нужна умная жена
Шрифт:
Смотрю на своего ангела и охуеваю. Ее зрачки больше ее глаз, притом что глаза у нее как обалденно огроменные блюдца.
Какого черта?!
Не скрою, что когда ее мягкие губы обхватывают фалангу моего пальца — это как выстрел в упор, но я уже все понимаю. Все, сука, понимаю. Поэтому готов. Лили начинает опускаться на колени, ее движения хаотичные, дерганые и очень типичные для человека под гребаной наркотой!
Хватаю ее за талию и жму к себе со всей силы, а потом поворачиваю голову на наших невольных зрителей. Они не посмеют ничего сказать, не посмеют усмехнуться. Не посмеют открыть свои пасти! Даже между
– Простите. Моей жене достаточно всего лишь одного бокала шампанского, чтобы ее чувства вырвались наружу.
– Понимаем, - тактично кивает в ответ седоволосый Григорий, а потом бросает взгляд на свою супругу, - Дело молодое. Второй медовый месяц.
Ага, блядь, конечно.
Скупо прощаюсь, разворачиваюсь и тащу Лили на выход. По моим прикидкам осталось совсем немного времени, пока остаток ее разума не утонет в приходе такой силы, что даже мне не хватит власти ее удержать. Для полного счастья не хватает только ловить ее по всему залу. На потеху публике.
Мы выходим на улицу быстро. Прямо под падающий с неба снег, который крупными хлопьями ложится на ступени, на мои плечи, на ее светлые волосы. Я стараюсь натянуть на нее шубу, потому что, сука, холодно! Но она сопротивляется…
– Нет, не надо. Так жарко. Господи, как мне жарко…
Сука! Блядь! Все планы коту под хвост. Я еле сдерживаюсь, чтобы кого-нибудь не убить. Еще хочется орать благим матом, но, конечно же, я не делаю ни то, ни другое.
Лили жмется ко мне, трется, как бешеная кошка — выдержке пиздец. Закатываю глаза, потом разворачиваюсь и быстро нахожу нашу машину. Подхватил бы на руки! Но это привлечет еще больше внимания, которого итак уже чересчур много. Ей еще среди этих людей существовать; не хочу, чтобы завтра, когда ее откатит обратно в холод, Лили было слишком стыдно смотреть им в глаза.
Блядь. Блядь. Блядь.
Сука! Блядь!
Ее плохо слушаются собственные ноги. Каблуки то и дело грозятся разъехаться в стороны, а еще она так сладко хнычет.
Меня кроет сильнее.
Я обо всем напрочь забываю и вижу только цель. Никаких препятствий. Но неожиданно одно из них вырастает прямо напротив.
– Есть минутка?
Одариваю наглого блондина самым убийственным взглядом из своего арсенала, а он улыбается. Мерзко. Так, что хочется проехаться по морде кулаком.
– Не видишь? Я занят! С дороги!
Делаю шаг в сторону, но меня останавливает рука, которая так же неожиданно, как его появление, ложится на мое плечо.
– А я думаю, что вам стоит уделить мне минутку, господин Амоев.
Медленно опускаю взгляд на его пятерню, а потом цежу еле слышно.
– Руку убрал от меня.
Он хмыкает и вдруг повышает голос так, чтобы привлечь к нашему зажигательному трио больше внимания. Еще больше внимания! Как все не вовремя, твою мать…
– Меня зовут Орехов Анатолий Андреевич. Я — следователь по особо важным делам, а вы, господин Амоев, преступник и мразь.
Ярость моментально окатывает с головы до ног. Лили начинает сползать ниже, за чем Орехов наблюдает не без удовольствия. Насмехается, сука.
– Неужели, к внушительному списку ваших грехов можно добавить спаивание малолетних?
– Рот свой зарой, пес!
– О, простите…
– Ты при исполнении?
Молчит.
– Очевидно, что нет, раз ты смеешь бросаться такими громкими обвинениями.
– Я говорю правду, которую все в этом городе знают.
– Знают… - пробую слова на вкус, потом коротко и криво насмехаюсь уже над ним, - Я тоже могу знать, что в соседнем доме живет тетя Люся, которая финансирует террористическую группу. Это является доказательством?
– Вы мастак выкручиваться…
– Я задал тебе вопрос, псина подзаборная. У тебя есть доказательства?! Или ты пришел сюда…а зачем, кстати?
– Хотел лично представиться. Чтобы ты, Амоев, в лицо знал того, кто тебя посадит.
– Интересно. Я охуеть как напуган, очень заметно? Надеюсь, что да. А теперь свали с моей дороги, если ты закончил пытаться влезть мне на плечи и орать о том, что ты здесь высокий.
Орехов открывает рот, но Лили издает утробный стон, и это провал по всем фронтам, конечно. Мозг воспален до предела, в штанах ахтунг полнейший. Толкаю дрыща так сильно, что он непременно свалился бы с этой проклятой лестницы и сломал себе шею, если бы стоял на пару ступенек повыше. Его спас исключительно тот факт, что мы почти у земли, хотя спасает лишь от фатального развития событий. Орехов валится на землю в снег, я подтягиваю Лили к груди и тащу к внедорожнику на световой скорости.
В спину летит:
– А девушка вообще хочет с тобой ехать? Или…
Блядь, просто завались. Завались!
Отключаюсь от окружающего мира, пихаю жену на заднее сидение и прыгаю следом.
Надо убираться отсюда, как можно быстрее. Я хочу трахаться. Даже не так. Я дико хочу ебаться! И это ближе к истине, так что сейчас меня может запросто перемкнуть, и завтра все газеты Москвы напишут о том, как лихо я избил молодого, наглого служителя гребаного закона. А может быть, и того хуже.
***
Всю дорогу до дома Лили не дает мне покоя. Она пытается раздеться, пытается раздеть меня, стонет, трется. Твою мать! Как кошка во время течки. Орет дурниной, извивается змеей.
У меня по выдержке совсем все плохо. Я злюсь просто дико, сжимая ее в своих руках. Еще одна секунда, и мне станет плевать совершенно на все! Вот, твою мать, абсолютно на все! Я разложу ее прямо на заднем сидении своего джипа, на глазах у водителя, который, конечно, сделает вид, будто ничего не было, но блядь! Мне это нужно? Нет.
В какой-то момент я окончательно теряю терпение. Лили изворачивается, залезает на меня сверху, но так как ее кроет нормально, все это выглядит странно. Точнее, совсем неловко. Она попадает на мое бедро, начинает ерзать на нем и оставляет на черной ткани моих брюк следы своего возбуждения.
Это финиш.
Она настолько мокрая, что я уверен, что если я сейчас засуну руку ей под юбку, ее бедра будут влажными. Это плохо. Это очень-очень плохо, потому что правда в том, что разлука — полная хуета. Нет никакого успокоения в разлуке. Нет никакого охлаждения чувств. Нет никакого «притормози». Я будто подсел только сильнее, у меня внутренности сводит в капкан, когда я смотрю на нее. Поэтому я ее вернул. Может быть, не надо было. Точнее, определенно не надо было, но вместо работы, я думаю только о Лили. Это плохо сказывается на показателях, и все идет по одному, хорошо известному месту.