Брак и злоба
Шрифт:
— Я знал, что ты будешь моей задолго до этого, — говорит он. — Пока я планировал свою месть, я думал о том, как причинить тебе максимальную боль. Это была забава, чтобы развлечь меня, пока я терпел. — Я поднимаю подбородок выше, несмотря на желание отвернуться.
— Ты не убьешь меня.
— Нет, — подтверждает он, смело просовывая лезвие мне в декольте. Мои соски болезненно напрягаются. — Я поклялся, что не убью.
Ощущение холодной стали, царапающей мягкую плоть груди, вызывает пустую боль между бедер.
— И я не могу провести следующие сколько угодно лет вместе вот
Лезвие останавливает свой путь, задерживаясь над моим сердцем. Тревога сжимает мои внутренности, когда голубое пламя взгляда Люциана переходит с моего лица на грудь, на воробья. В глубине его зловещих глаз загорается темная искра. Его свободная рука переходит на мою талию, где он по-хозяйски обхватывает бедро, а его тело прижимается к моему.
Воздух между нами заряжается, трение притягивает два тела друг к другу. Опасная приманка в одном прикосновении, летучие молекулы смело бросают спичку и сгорают.
— Смелые слова для маленькой Карпелла. — Он вонзает кончик ножа в мою кожу, разрывая плоть. — Но я бы предпочел, чтобы ты сломалась. — Паника нарастает, когда лезвие вонзается глубже.
— Пожалуйста, не надо… — Мои глаза стекленеют, мысль о том, что он может нанести шрам воробью, слишком мучительна в этот момент.
Он замирает, его взгляд пристально следит за мной, и странная смесь ярости и нездорового любопытства проступает на его лице. Его внимание скользит вниз, чтобы осмотреть мою татуировку. Он отводит нож и, когда я чувствую струйку крови, проводит по ней большим пальцем, чтобы собрать каплю.
Я завороженно наблюдаю за тем, как он подносит большой палец ко рту и после некоторой паузы, в течение которой я разглядываю красное пятно, всасывает палец в рот.
Его извращенное действие вызывает в моем теле какие-то мучительные ощущения, и я задыхаюсь, вдыхая в свои ноющие легкие, изголодавшиеся по кислороду и еще какому-то требовательному, жгучему голоду.
Он опирается ладонью на сетку рядом с моей головой и приникает ртом к раковине моего уха, причмокивая губами:
— Ты на вкус как искушение. — По моему телу пробегает жесткая дрожь. Прежде чем я успеваю ответить, его рука, пробирающаяся по моему бедру, вырывает воздух из моих легких. — Скажи мне, что означает воробей, — требует он.
Я непреклонно качаю головой, маска на моем лице сползает.
— Нет. — Люциан сжимает в кулак мое платье и просовывает руку между моих коленей, заставляя раздвинуть бедра. Я сглатываю хрип в горле, когда он задирает шелковистую ткань выше, а его грубые пальцы проводят по чувствительной коже бедра, оставляя за собой огонь.
— Это будет последний раз, когда ты говоришь мне это слово. — Его рука поднимается вверх мучительно медленно, а в глазах загорается вызов. — В брачном контракте не было предусмотрено кое-что особенное, — говорит он, и я уже не в состоянии разобрать его слова, мой разум превратился в запутанную, противоречивую паутину отрицания и потребности.
Я пытаюсь сосредоточиться
— Оговорка была оставлена, потому что, будучи воспитанной как Карпелла, с вопиющим присутствием традиций, я посчитал ее бессмысленной. Хотя сейчас… — его пальцы прощупывают шов моих трусиков, — я вижу, что упустил возможность применить немного большее наказаний.
Каждая частичка моего существа пылает жарче, чем синее пламя, пытающееся поглотить меня. Мое предательское тело не знает, отстраниться или добиваться его трения, и я унижаюсь, когда в области трусиков собирается влага, доказывая, что его прикосновения действуют на меня.
То, что он говорит, наконец-то доходит до меня сквозь дымку страха и обостренного предвкушения.
— Ты отвратительна. — Я дергаю кожаный ремень, пытаясь отстраниться от него. Его рот расплывается в жестокой улыбке. — В Ирландском синдикате существовало наказание для женщин, которые не были девственницами. — Кончик его пальца проникает под мое нижнее белье, дразняще близко, но не касаясь, и мое тело замирает. — Мужу разрешалось делить свою жену, если она не была непорочной. Он мог передать ее всему клану, прежде чем решить, пощадить ее или нет.
В ужасе я замираю под его прикосновениями, пульс бьется в венах на шее. Он смотрит на меня, темнота в его глазах — бездонная пропасть, его палец так близко к моим складкам, что моя киска сжимается от мучительной потребности.
Его палец теребит ткань моих трусиков, и адский огонь разгорается в его глазах, а челюсть напрягается.
— Мы можем подтвердить это прямо сейчас, — говорит он, его голос гортанный, напряженный. — Не нужно ждать брачной ночи, чтобы узнать правду. — Гнев защемил мои нервы, и я с силой впилась зубами в губу. Я встречаю его злобный взгляд и чувствую медный привкус на языке. Я не должна ему ничего отвечать по поводу своей девственности.
Он хочет видеть меня слабой, испуганной. Он хочет мучить меня и получать удовольствие от моих слез. Я не дам этому чудовищу удовлетворения.
С дерзостью, которой я не чувствую, я владею какой-то злой частью себя, принадлежащей Cosa Nostra. Я выгибаюсь в его руке, заставляя его пальцы коснуться меня. Время замирает, и я ощущаю каждое действие в мучительных подробностях: как его ладонь прижимается ко мне; как его палец скользит по моим губам; как его рука рефлекторно накрывает меня; как напрягается каждый мускул его предплечья.
— Подтверждай все, что хочешь, — говорю я, задыхаясь. — Если ты не собираешься использовать свой нож, тогда ты можешь воспользоваться своими пальцами, чтобы погрузиться в меня. — Я облизываю губы, смахивая кровь языком и привлекая его горячий взгляд к своему рту.
Огонь и лед сталкиваются, и я таю под их потоком.
Сердце колотится с такой силой, что я боюсь, как бы не треснула грудная клетка. Я ничего не слышу из-за грохота в ушах. Мы заперты в этом противостоянии, его рука на мне, нежная угроза его пальца так близко к тому, чтобы протолкнуться внутрь, я — провод под напряжением, ожидающий его подключения.