Брак со стихийным бедствием
Шрифт:
Охранники Витя, Вова и Миша только-только вернулись с крылечка в холл, неся в руках многоразовые атрибуты праздничного убранства: свернутый в свиток плакат, кучу спущенных шариков в картонной коробке и веревку, на которой крепились остатки не до конца разобранной гирлянды. Шестиметровый шнур Витя сматывал на ходу в клубок, подтягивая к себе еще не сдутые шарики.
Вова и Миша уже зашли за стеклянную перегородку, символически отделяющую вахтерку от общего зала, когда в холле послышался истошный крик:
– Охрана, держите ее!
Витя с шарами на веревочке
В центре зала нервно и бестолково топтались и толкались экскурсанты. В своих однотипных белых одеждах они были похожи на группу безобидных пациентов сумасшедшего дома, выведенных на прогулку, но в результате массовой вспышки острого топографического идиотизма фатально сбившихся с пути. Лишь одна фигура в полном медицинском облачении не потеряла ориентацию в пространстве и целеустремленно, с большой скоростью неслась прямо к турникету.
– Витек, останови ее! – на всякий случай крикнул Вова товарищу, который очень кстати имел при себе веревку.
В этот миг из толпы в белых халатах вынырнула другая особа, повыше ростом, постройнее и без всякого специального медобмундирования.
Вова уже открыл рот, чтобы велеть Витьку заодно связать и ее тоже, благо длина шнура позволяла упаковать с полдюжины таких субтильных дамочек, но бегунья в штатском неожиданно запнулась, шлепнулась на живот и покатилась по полу, как хоккейная шайба по льду, в скольжении самопроизвольно забирая вправо.
Для игры в хоккей Витек снаряжен не был, а вот у Миши была в руках большая картонная коробка, полная великолепно амортизирующих резиновых тряпочек.
– Эту я возьму! – пообещал Миша.
Он выскочил из дежурки, на глазок прикинул траекторию движения женщины-шайбы, бросил на пол коробку, соорудив из нее подобие ворот, а сам присел и расставил руки. Вова, временно оставшийся не у дел, нашел взглядом препятствие, о которое запнулась бегунья в штатском, и вздрогнул.
Посреди зала лежала здоровенная, явно бесхозная сумка самого зловещего вида! Точь-в-точь такая же клетчатая торба была нарисована на плакатике, который вчера широко распространили по городу представители УВД. Рядом с торбой на милицейской листовке были напечатаны строки, достойные пера Маяковского:
Гражданин! Обнаружь взрывпакеты Прежде, чем о них напишут газеты! – Никак бомба? —испуганно выдохнул Вова.
Два взрыва, прозвучавшие в городе на этой неделе, побудили соответствующие службы удвоить бдительность и с особым вниманием и подозрением относиться к потенциально взрывоопасным предметам, включая ручную кладь.
– Все в стороны! Р-разойдитесь! – очнувшись, взревел Вова, и, чтобы сделать команду более понятной для тихих придурков в холле, взмахнул руками, как пловец, разгребающий воду.
Испуганные экскурсанты брызнули к ближайшей стене, но она вдруг раздалась, обозначив открывшуюся кабину лифта. Оттуда, как тачанка красной конницы из засады, вырвалась на оперативный простор больничная каталка. На ней в позе сфинкса возлежала здоровенная
– Вперед!!! – летя сначала по наклонному пандусу, а потом по ровному полу холла, орала гонщица на каталке, заглушая истошный визг резиновых колес. – За Родину! Бей белых!
Судя по кличу, с целью бой-баба определилась заранее: она мчала точно наперерез бегунье в белом халате.
– Это что? Это зачем? – в растерянности заметался в импровизированных картонных воротах Миша.
И пропустил гол! Девица без халата, полируя пузом пол, шумно врубилась в коробку, перевернула ее и на манер лягушонки-в-коробчонке проскочила под лопастью турникета прямо в открытую дверь.
– Плохо дело! – сообразил охранник Вова, увидев катапультировавшуюся из грузового лифта каталку с женщиной, на вид очень и очень больной. – Пациентов вывозят! Эвакуация началась!
– Думаешь, рванет? – охнул охранник Витя, сильно вздрогнув и неосторожно поддернув веревку с привязанными к ней шарами.
Сразу три детских шарика ударились о дверной косяк, напоролись на гвоздики, оставшиеся после гостеприимного плаката, и рванули с совершенно недетским грохотом.
Тем временем торпеда неуправляемого колесного экипажа достигла своей цели. Она столкнулась с бегуньей в медицинской униформе, сбила ее и отбросила вперед, но не сильно замедлилась и продолжила движение. Героическая последовательница летчика Гастелло на каталке умудрилась на ходу подхватить жертву ДТП за халатный хлястик и унести ее с собой, как чемодан, прямо в стеклянную стену, взорвавшуюся множеством осколков одновременно с гелиевыми шарами!
Лепной гипсовый карниз, протянувшийся над окном, откололся целым бревном и рухнул вниз, разбившись об пол в пыль и мелкие дребезги. Холл заволокло белым дымом.
– Вызывайте подмогу и спасателей! – кашляя, прокричал охранник Вова неизвестно кому, после чего деловито и бессмысленно залег за турникет, как отважный чапаевец за станковый пулемет.
Больничное крыльцо оказалось короче, чем мой тормозной путь. Оно не было огорожено перилами, и ничто не помешало мне съехать в клумбу, пламенеющую осенними цветами. На бреющем полете пройдя над невысокой изгородью из самшита, я приземлилась в зарослях астр, кущи которых оказались пружинистыми, как хороший матрас.
Я перевалилась на спину, глубоко вздохнула и с умилением уставилась в просторное синее небо – как Андрей Болконский на поле Аустерлица. После безумной гонки по больнице тихо лежать в цветочках, лаская взглядом безмятежную небесную синь, было необыкновенно приятно. Меня охватило состояние глубочайшего покоя – естественное состояние тех, кто вот так же неподвижно лежит весь в цветах и белых тапках.
Правда, мой покой не был вечным. Вскоре за низкой стеной самшитовой изгороди что-то шумно треснуло, грохнуло, взорвалось и задребезжало, и в какой-то паре метров от меня над кустами с басовитым шмелиным гуденьем низко пролетела больничная каталка. Снизу мне было видно, как бешено вращаются и, кажется, даже дымятся ее резиновые колесики.