Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы

Иванова Ю. В.

Главное место в свадебном традиционном обряде чехов в конце XIX в. занимало свадебное застолье. Рассаживание гостей за столом было важным делом, требовавшим большой дипломатии и знания местных условий: учитывалась не только близость родства, но и степень зажиточности, положение, которое гость занимал в сельской общности, близость соседства и т. п.

Речи, произносившиеся во время свадебной церемонии и свадебного пиршества, были повсюду одинаковы. Их исполняли наизусть монотонной скороговоркой в высокопарном стиле, к участникам праздника обращались как к высокопоставленным господам. Речи были полны нравоучительных сентенций и библейских цитат, так как были связаны происхождением с периодом рекатолизации в чешских землях после поражения гусизма, когда безраздельно господствовала католическая религия. Важность этих речей подчеркивалась тем, что произносились они на чистом

литературном языке. Они были пространны и утомляли своей «старосветскостью», но выслушивались с надлежащим вниманием как неотъемлемая часть обрядового ритуала. В речах, записанных на рубеже XIX–XX вв., библейские цитаты почти исчезли.

Зато на местном диалекте произносились многочисленные шутливые речи и здравницы, которые были чистой импровизацией. В разные моменты пели хором (главным образом дружки и молодые женщины) лирические песни. Они часто не были связаны с определенным обрядовым действием, их исполняли и помимо свадьбы, но чисто обрядовые свадебные песни долго сохранялись в некоторых районах (например, в Южной Чехии, в Моравии), где сельская свадьба и в конце XIX в. еще сохраняла некоторые архаические традиционные черты, исчезнувшие на территории собственно Чехии. Шуточные песни на свадьбе нередко носили фривольный характер. Чаще всего повторялись одни и те же песни: Piksla sa vd'avala, nuz si j'i bral, palec с prav'ym prstem drzely b'al… («Ножны замуж выходили, нож их за себя брал, большой палец с указательным устраивали бал…»). Или, например, часто за столом после венчания пели песню, бывшую ранее приуроченной к обряду надевания чепца на молодую: Uz, a uz, a uz Pepicek je muz. Venecek pryc, cepecek sem, byla jsem panenkou, a uz nejsem («Уж, а уж, а уж Пепичек стал муж… Веночек прочь, чепец сюда, была я девица, а теперь уже не стала»).^{193}

Свадебный пир был подходящим случаем для исполнения самых разных прозаических фольклорных произведений — легенд, анекдотов, пословиц, меморатов (рассказов-воспоминаний). Их вставляли в свои пространные речи старосваты, а иногда хорошим рассказчиком оказывался кто-либо из гостей. Как только все рассаживались за столами, старосват приветствовал «высокочтимых и многоуважаемых господ гостей» и от имени жениха, невесты и родителей благодарил их за оказанную честь, т. е. за сопровождение брачащихся на венчание в костел. Праздничное угощение было обильным и состояло из множества блюд, отличавшихся по составу локальным разнообразием.^{194} Однако обязательной ритуальной пищей повсюду оставалась сладкая пшеничная каша и калачи. Самыми распространенными на чешской свадьбе были: говяжья похлебка с крупой, пшеничная каша с пряником, медом, изюмом, запеченная говядина с хреном на сметане, горох с пряником, свинина с яблоками или с капустой, с кислой подливкой и изюмом, куриная лапша, сливы, тушеная телятина, жареные утки и гуси, мелкие калачи и большой свадебный хлеб.^{195} На свадьбах менее состоятельных семей было меньше еды: похлебка (куриная, говяжья, гусиная), сладкая каша, а также пряники и мелкие калачи, посыпанные сахаром и корицей.^{196} Пили пиво и водку, у богатых хозяев и кофе.

Свадебное застолье длилось очень долго, вплоть до полуночи. Старосват в самом начале обеда выносил к столу большую миску, спотыкался о порог и падал. В миске вместо похлебки была вода и соломенная сечка.^{197} Эту шутку некоторые ученые считают пережитком древнего культового обряда жертвоприношения.^{198} Гости за столом обсыпали молодых и друг друга зерном, горохом и сладостями, произносились тосты за будущих детей, за долгую супружескую жизнь, за добрый урожай в хозяйстве. Старосват обращался к младенцам, дружкам невесты, к отдельным гостям. Например: «Панны дружки, будьте веселы, веселите друг друга, а особенно панну невесту, сидящую среди вас!»^{199}

Во время угощения обязательно собирали деньги для молодой, для кухарок, для музыкантов, для младенцев со всех присутствующих гостей по кругу. Это превращалось в веселую игру, так как гости бросали монеты с разными пожеланиями. Например, при сборе денег «на колыбель» обычно бросали деньги в калач, имевший большое круглое отверстие в середине. В Моравии (на Гане) отец говорил: «Невестка, это я даю

тебе, чтобы ты не забывала про меня, когда состарюсь и не смогу больше работать». Дядя или тетка говорили: «Невестка, я это тебе не даю, а одалживаю, чтобы и ты мне отплатила, когда я буду сына женить или дочь замуж выдавать». Гости приговаривали шутливо: «Это я тебе бросаю на перину, чтобы до года ты имела Катержину».^{200}

После окончания угощения на невесту надевали чепец. В собственно Чехии чепцы давно уже не носили и чаще всего для свадебного обряда занимали их у бабушек, хранивших свои свадебные чепцы в сундуках. Невесту отводили в особое помещение, где старосватка и группа замужних женщин снимали с нее венок, закручивали косу и надевали чепец замужней женщины.^{201} В некоторых районах Моравии женщины звали жениха, который расплетал невесте косу.^{202} Подруги невесты в это время пели печальную песню о венце зеленом, который уже не вернешь, если позволишь однажды снять.^{203} В Восточной Моравии (Моравское Словацко) долго сохранялась песня дружек, напоминавшая о каком-то старом забытом обряде:

Dolu, dolu, me pentlicky, Hajte m'u hlavu, druzicky! Jak mi ti ju hajit m'ame, Dyz my v ruk'ach nic nem'ame? Zenу maj'u ostre mece, A my jenom bil'e ruce. Снимите, снимите мои ленты, Защищайте мою голову, дружички! Как мы ее защитим, Если у нас ничего нет в руках? У женщин острые мечи, А у нас только белые руки.^{204}

Л. Нидерле считал этот обряд пережитком проходящей когда-то борьбы между дружками и замужними женщинами за венец невесты.^{205}

Женщины выводили к гостям мнимую невесту (чаще всего переодетого женщиной мужчину) и предлагали ее купить. После долгого торга молодой муж узнавал настоящую жену и платил за нее выкуп. Все по приглашению старосвата отправлялись в трактир, захватив калачи и выпивку. Танцы и музыка продолжались до утра. Молодая танцевала с замужними женщинами, которые пели:

Uz je to udel'ano, Uz je to hotov'y, Nevesta je ocepen'a, Kol'ace jsou sneden'y… Уже все сделано, Уже готово, Невеста в чепце, Калачи съедены…^{206}

Обычно на следующий день молодую вместе с приданым перевозили в дом родителей мужа. Старосват торжественно передавал ее родителям мужа от имени ее родителей с приветствиями и пожеланиями добра. Он передавал их просьбу принять молодую в свой дом как родную дочь, любить ее и жалеть. Ей же велено было чтить и любить своих новых родителей, им повиноваться и служить утешением им и молодому мужу.^{207} Молодая делала подарок матери мужа (калач или платок), ее благословляли, осыпали зерном и т. п. Снова все приглашались за накрытые столы на угощение, которое длилось так же долго, как и у невестки. Вечером и на третий день продолжались танцы в трактире.

Когда-то у чехов были обычными свадебные игры, в том числе и «казнь петуха». Но во второй половине XIX в. в собственно Чехии они уже исчезли, хотя В. М. Кулда в своем руководстве говорит и об обряде «казни петуха», но старается его «облагородить», т. е. предлагает не убивать петуха во время обряда, а просто отдать его кухаркам после совершенного суда за его проступки.^{208}

Однако послесвадебные театральные представления долгое время бытовали в Юго-Восточной Моравии (Словацко). Ряженая молодежь пела песни и танцевала старинные магические обрядовые танцы, главным из-которых был парный танец «жабска» (zabsk'a) (имитировавший спаривание жаб). Старый его магический смысл — обеспечение многочисленного потомства новой брачной пары.