Браконьеры
Шрифт:
– Сможешь вспомнить, что мы видели, кого встречали, пока от знака до берега добрались?
– Да ничего особого и не было...
– хмыкнул Ворон, тревожа веткой угли.
– Белки в двух местах попадались. Первый раз, где медведь малинник ободрал и муравейник разворошил. Второй раз в сосняке, на дереве ещё тёс брошенный, заросший имелся. Когда через поле шли, доярки на газике прогромыхали. Лизка, дочка почтарки, на её казенном велике в сторону Ольховки с почтовой сумкой проехала.
Так вот, пошевеливая кострище, прихлебывая из подкопченной кружки заваренный со смородиновым листом,
– Да как же так, Федька!? Ты же просто шел, шагал, как обычно. И по сторонам шибко не глазел... Когда ты всех этих лягушек, бурундуков, да леммингов заметить успел? Где ты эту Лизку рыжую увидеть умудрился?
– Ну, дядь Устя... Во-первых, я засек, как ты после знака преобразился. Смекнул, задумал дядька что-то, - улыбнулся Федор - выводы, правда, неправильные сделал. Обмишулился, наоборот, никуда не смотрел, за тобой наблюдал. Видел, как ты по сторонам щуришься, думал, что-то конкретное ищешь. Ну, а Лизку ты никак видеть не мог! Ей четырнадцать лет, на хрен она тебе? Ты тем временем аккурат на доярок в кузове газона таращился. На Ольгу Мыльникову. Аж подбоченился, слушая, как они "вот кто-то с горочки спустился" блажили. Штормовку свою, как гимнастерку одергивал, грудь с орденом, который у тебя дома остался, выпячивал. Тёть Галя твоя не видела, она б об тебя коромысло обломала! А Лизка справа по стежке вдоль леса ехала.
Эта наблюдательность сопровождала Федора всю жизнь, то принося немалые дивиденды, то подводя порой под монастырь. Я про то, что говорили ему потом, в течение жизни, не одиножды: Ходит тут, смотрит, вороним глазом!
А он и не смотрел, просто замечал. Иногда то, что другим не хотелось, чтобы увидели. Кстати, если по нынешним временам судить, да и по тогдашним тоже, не должен был Ворон охотником стать. Фортуна ему ох, какие соблазнительные шансы подкидывала.
Игорь Седин, молодой, московский тележурналист, когда их группу отправляли в далекий Красноярск, получил задание от начальства.
– Ты это... привези-ка мне с командировки самородка сибирского, - буркнул директор в прокуренные усы.
– Поветрие сейчас пошло, нужны дикторы и телеведущие из народа. Если попадется кто толковый, с рожей смотрибельной - вези. Загоним на курсы дикторские, да пусть работает. Общагу, прописку дадим. А то парторг мне скоро шею перепилит своими рассуждениями, как далеки мы от простых граждан.
Несмотря на самое крестьянское происхождение, у Федьки Воронова была очень даже аристократичная физиономия. Хоть юнкеров белогвардейских в кино играй. Не Тихонов, конечно, но не плох, не плох. Тонкие черты лица, выдержанная мимика. И мало, что телегеничен, так ещё имелся в наличии, от природы поставленный, красивейший баритон. Именно дикторский. Петь Федор тоже мог, но особым слухом не блистал.
Когда в шестьдесят седьмом году эти четверо телевизионщиков заехали к ним, в передовое хозяйство, по дороге в Канск, Федор, как раз скотником в колхозе числился. Перед армией. Хотя, по правде говоря, за скотиной не ходил, добывал рыбью мелочь для колхозных кур и утей. Руководил бригадой из трех человек. Панкрат, Гришка Лесневский, да он сам. Те-то
Сейчас вот тащил в мешке казенный невод, если можно, конечно, этот бредешок таким громким именем назвать. Забрал с реки, кладовщицу Земфиру мордой потыкать. Дырка на дырке, давно пора менять уже! Он лично видел на складе дэль неводную, куда бережет, карга старая!?
– Федьк! Зайди! Валер Илич зовет!
– замахала Ворону из окна конторы, та самая рыжая Лизка, дочка почтальонши. Подрабатывала после девятого класса, по летнему времени, у председателя секретаршей.
В кабинете преда сидела парочка городских мужиков. Двое других, помоложе, зубоскалили в приемной с зарозовевшей Лизкой.
– Вот, у него голос хороший. Попробуйте послушать - кивнул Ильич мужикам на Ворона.
Горожанин, который повыше и в очках, достал из портфеля картонную папку, выхватил из неё первую попавшуюся бумажку и протянул Федору.
– Будем знакомы, Игорь Седин. Давай попробуем тебя на диктора. Хотя бы просто, без камеры, неохота расчехляться. Садись за стол. Прочитай про себя два раза. Потом смотри сюда, напротив, в календарь, что на стенке висит. И рассказывай, что прочитал. Вот парень подсказывать будет, на него старайся не смотреть.
В бумажной заметке писалось, как здорово будет судам Енисейского речного пароходства, после пуска Красноярской ГЭС. Насколько легче станет судоходство при регулируемом уровне воды, на самых трудных, верхних участках Енисея. Говорилось о том, сколько припасов, капканов, топлива заброшено речниками нынче, весенним завозом, для северных промхозов. Что промысловики всё выполнили и перевыполнили, а сколько ещё навыполняют в будущем...
– Ну?
– А? Что? Извините... Интересная статья... А когда ГЭС заработает?
– Когда надо... Заработает, не сомневайся! Рассказывай давай!
Они все расположились напротив, немного врассыпную, чтобы видеть с разных ракурсов. Один сложил пальцы квадратиком.
– Главное не торопись, не суетись, говори чётко, раздельно, с выражением!
Федька пожал плечами, он никогда не умел суетиться, даже в раннем детстве. Сел прямо, расправил, как просили, плечи, спокойно и обстоятельно рассказал только что прочитанное.
– Ни слова не пропустил, и на меня не глянул ни разу, - ошарашено пробормотал смотрящий в бумажку парень, который должен был подсказывать.
– И статичный, как памятник. Картинка - загляденье, хоть сейчас пускай в эфир, - покивал сидящий немного сбоку.
– Вот что Фёдор... М-м-м... Давай-ка сделаем так... Двадцать минут у тебя есть. Иди, 'досвиданькайся' с маманей, собирай исподнее и документы. С вашим Ильичом, сейчас всё порешаем - подвел итог высокий, в очках.
– На обратном пути можем и не заехать, мало ли куда судьба журналистская вывезет. Может, вообще, самолетом полетим! Поехали сразу с нами, товарищ. Поздравляю, брат! Вытянул счастливый билет, быть тебе москвичом! Что стоишь? Беги, собирайся, говорю! Забираем в Москву, на диктора учиться. Ты замечательно пробы прошел. Вся страна тебя знать будет, за телевидением будущее!