Браслет из города ацтеков
Шрифт:
– У меня хватит выдержки. Я так полагаю.
Он полагает. А случись истерика, будет отвечать не он – Дашка. И краснеть. И объяснять. И потом еще объясняться с Переславиным, которому совершенно точно не нужен цирк на похоронах дочери.
– Нет, – сказала Дашка.
– Да, – ответил Адам.
– Ты мне перечишь? – это было что-то новенькое и совершенно не в тему.
– Я тебе перечу. Твое желание запереть меня здесь неразумно.
Значит, Дашка его заперла? И еще пусть скажет, что на цепь посадила? Да он сам сбежал
– Я за тебя отвечаю! – Дашка все-таки сорвалась на крик, хотя ей было очень стыдно за свое поведение. – И никуда ты не пойдешь! Я работать хочу, а не подтирать тебе сопли! Ты же псих…
Надо остановиться. Он же как лучше хочет. Просто день неудачный: длинный, и случилось много всякого, травматичного для нежной Дашкиной души. И теперь этой душе очень хочется кого-нибудь убить, хотя бы понарошку.
Не помогли, выходит, розы.
– Я не спрашивал твоего разрешения, – ответил Адам, сжимая кулаки. – Я ставил тебя в известность. А если ты испытываешь сомнения в моей адекватности, то зачем обращаешься ко мне за помощью?
Он шагнул к ней, положил руки на плечи и тряхнул, сильно, так, что Дашкина голова запрокинулась, а зубы лязгнули.
– Если ты думаешь, что я псих, то почему не запрешь?
Его ноздри раздувались, а на лбу проступили крупные капли пота. И в глазах сосуды прорезались.
– Адам, спокойно, – Дашка попыталась стряхнуть его руки, но Тынин держал крепко. – Адам, это же я, Даша. Все хорошо. Никто тебя не запрет. Я не позволю. Слышишь?
Он медленно кивнул, посмотрел вдруг удивленно на Дашку, на комнату, на маски, молчаливо наблюдавшие за творящимся в холле.
– Адам, ты что-то принял? Пил? – Дашка положила ладонь на тынинский лоб. Он был горячим. – Ты простыл. Вышел без куртки и простыл.
– В голове шумит, – жалобно произнес Адам. – И я сегодня чашку разбил. Выскользнула из рук и вдребезги.
– Бывает. Это от усталости. Пойдем. Тебе надо отдохнуть. Мне надо отдохнуть. А завтра поговорим.
Он позволил взять себя за руку и отвести наверх. И, потеряв ориентацию в пространстве, пустил за буфер гостевых комнат, на свою территорию, прежде запретную для Дашки. И, заглянув, Дашка поняла, почему.
Черно-белое Янкино фото во всю стену. И рядом еще одно, поменьше, и целый десяток. Лоскутки потерянной жизни, разложенные по одному Тынину понятной схеме. И пара лайковых перчаток, якобы оставленных на столе. Мертвый корпус телефона, замолчавшего раз и навсегда. Молочного цвета зонт в специальной стойке и шляпка.
Тапочки у старого дивана.
Плед с аккуратно сложенными складками.
Книга со спичкой-закладкой…
– Теперь ты видишь, что я действительно безумен, – Адам нежно провел рукой по пушистому серому шарфу. – И меня лучше изолировать.
– Тебя
И остаться поблизости, потому что теперь Дашка не имеет права уйти. А может, и вправду позвонить врачу? Визитка ведь сохранилась. Просто звонок. Просто вопрос. Адам, конечно, не опасен, но вдруг ему хуже стало.
Но врач настоит на визите, а потом порекомендует госпитализацию.
Нельзя.
– Ты можешь сесть туда, – Адам указал на кожаное кресло, за спинкой которого возвышался светильник с желтым абажуром. – Это моя старая квартира. Мне так легче.
Он присел на край дивана и положил руки на колени. Узкие ладони, длинные музыкальные пальцы. Подрагивающие мизинцы.
– Еще со мной случаются галлюцинации.
– Ты видишь Яну?
Немудрено. Она же везде. Это не комната – склеп, в котором не место живым. Но Адам – не жив в полной мере. А значит, пусть сам решает.
– Осязаю. Но бывают и видения. И еще звуковые. Последние особенно неприятны. Шум в голове мешает думать. Я не говорил тебе, поскольку опасался снова оказаться в больнице. Я убеждал себя, что не представляю опасности для окружающих.
Мертвый его тон пугал Дашку сильнее, чем все увиденное в этой комнате.
– Однако сегодня я хотел тебя ударить. Или не только ударить? Не знаю, эти эмоции мне не знакомы, поэтому я затрудняюсь их интерпретировать. Но ясно одно, я более агрессивен, чем сам полагал. Следовательно, меня необходимо изолировать.
– А похороны как же?
Он ведь прав, так зачем Дашка перечит? Надо поддержать. Убедить. Так будет лучше для всех.
– Кажется, я переоценил свои способности к самоконтролю, – Адам вымученно улыбнулся. – Ты сама найдешь его. В твоей системе координат появилась еще одна точка. Вторая жертва.
– Ты пойдешь со мной на похороны Переславиной.
– Я задействовал старые связи. Это оказалось проще, чем я предполагал. Парень. Двадцать два года. Профессиональный боксер-легковес.
– Слышишь? Ты пойдешь со мной на похороны Переславиной!
– Вырезанное сердце укладывается в схему.
– Адам!
– Ты должна дослушать. Это важно. Гематомы на теле почти исчезли, следовательно, получены от недели до полутора назад. Характер расположения указывает на тесное контактное взаимодействие, вероятно, поединок.
– Ты сам сказал, что парень – боксер.
– Перчатки снижают травматичность удара. В тот раз их не было.
– Дворовая драка?
Адам покачал головой, сложил руки и упер указательные пальцы в подбородок.
– Нет. Это был честный поединок. Но без перчаток. Он выбирал. Проверял будущую жертву. Ему нужен был воин. Кто-то, достойный высокой чести.
Чтобы понять ненормального, нужно самому быть ненормальным.
– Найди, где жертва тренировалась. Или в каких соревнованиях участвовала. Вряд ли он бы стал искать воина на улице.