Браслет певицы
Шрифт:
Инспектор не спеша раскрыл свою записную книжку, развернул её на нужной странице и показал всем присутствующим. На развороте был аккуратно скопирован текст записки Мелисанды фон Мюкк.
– Эта записка – шифровка. Над ней поработали наши лучшие криптологи, и теперь мы знаем её содержание. А попасть в браслет примадонны она могла лишь одним способом – её туда положил её супруг, барон фон Мюкк. Как мне стало известно, Фердинанд фон Мюкк – один из самых успешных сотрудников германской разведки. То, что мистер Флитгейл встретил его в Турции, послужило для меня поводом проверить его связи. Из брака с певицей он сделал прекрасное прикрытие для своей деятельности: на протяжение всего их пятилетнего брака, он фактически выступал в качестве импресарио своей супруги: организовывал ей турне и гастроли. Следовательно, постоянные передвижения семьи фон Мюкк по Европе не вызывали никаких подозрений, а барон таким образом поддерживал
– Но получается, что Мелисанда была в сговоре с мужем? – изумился Флитгейл.
– Нет. В том-то и прелесть замысла фон Мюкка – Мелисанда искренне считает своего супруга просто ревнивым монстром и тираном! И только.
– Но как же агент должен был получить это послание? Ведь нет же никаких гарантий того, что Мелисанда захочет подарить безделушку с секретом именно тому, кому нужно? – озадачился Флитгейл.
– Но ведь её браслет пропал во время сеанса, не так ли? – хитро улыбнулся Суон. – Устроить передачу послания от барона очень просто. В конце концов, можно проявить любопытство, попросить вещицу, проявить неловкость и уронить её, поднимая – быстро вынуть записку. Для человека достаточно ловкого и сообразительного это не проблема. К тому же обычно выбирались такие предметы, которыми мадам пользовалась прилюдно: бонбоньерки, сигаретницы; и могла передать или оставить на столе. Браслет – исключение. Но ведь и здесь передача сработала.
– Боже, как всё сложно… – сокрушённо пожаловался Гай.
– Да, сложно, – согласилась Ива. – Именно поэтому эта чудная схема стала давать сбои. Кто-то надоумил Мелисанду жульничать со страховками. Никогда не поверю, что она додумалась до этого сама. Или прочитала где-нибудь. Ведь Алоиз заметил, что барон был явно обеспокоен новостью о махинациях своей супруги?
– Совершенно верно, он был искренне обеспокоен, – вставил Алоиз. Всё же проведённая им операция составляла предмет его гордости. Конечно, операция была хорошо организована, Алоизу было подготовлено отличное прикрытие – мистер Вейсе, который действительно состоял клерком в «Зигеле и Брауне», уже неделю назад был уволен именно за злоупотребление конфиденциальной информацией и покинул Англию. Теперь даже если барон захочет проверить достоверность истории Алоиза – он узнает лишь, что Вейсе действовал самочинно, что вряд ли удивит Зигеля и Брауна. Может, их смутит лишь тот факт, что Вейсе не потребовал скромного вознаграждения за свою услугу, но, в конце концов, и это легко объяснить долгосрочными планами Вейсе. Так или иначе, Алоиз был собой доволен, однако, не имел привычки впадать в гордыню; вернее – эту привычку он убил в себе пять лет назад, когда судьба свела его с мисс Ивой.
– Итак, записка предназначалась кому-то, кто сидел за столом, – размышляла Ива. – Кто-то из присутствующих был агентом, работающим на Германию. Отставим пока дам. Урусов, убитый Брюстер или убитый Фицгилберт, не так ли? Слишком много покойников.
– Да, это усложняет задачу. Брюстер, конечно, невероятно подозрительная личность. Сейчас в его доме производится обыск, я присоединюсь к нему, как только мы закончим наш совет. Будем надеяться, обыск даст какие-то результаты. Полковник много путешествовал, а написание книги – прекрасная легенда для шпиона, – Суон покачал головой. – Кстати, дорогой Флитгейл, было бы вполне естественно, если бы вы поинтересовались деятельностью Брюстера в Обществе по изучению психических явлений. Как историк. Я передам вам рукопись его труда. Быть может, это поможет вам?
– Думаю, мой коллега Торсон вполне справится с оставшейся распаковкой, а я могу заняться этим прямо завтра, – с готовностью отозвался Гай.
– Прекрасно, сегодня вечером я пришлю вам рукопись.
– Да, а Урусов – русский. Сейчас отношения Великобритании и России обострились,
Суон посмотрел на неё с любопытством. Знала ли она, что «совершенно поразила воображение» русского князя? Наверняка чувствовала. Она всё же чрезвычайно деликатна к чужим чувствам, – заметил про себя Суон, ощущая и горечь, и бесконечное восхищение этой женщиной.
– Оставим Урусова, я тоже пока не могу сказать ничего конкретного. По-моему, самое время заняться Фицгилбертом, – сказал Суон.
– Да, но если он – шпион, то кто и зачем убил его? Ведь фон Мюкка не было тогда у Бёрлингтонов? – вмешался Гай.
– Вот это – самое тёмное место во всей истории. Я могу представить, что фон Мюкк убил Брюстера, хотя пока не знаю – почему. Но кто убил Фицгилберта?..
– Скажите, инспектор, вы успели встретиться с баронессой Фицгилберт? – оживилась Ива.
– Нет, не успел. Теперь я займусь этим незамедлительно. Правда, я даже не знаю, как и о чём мне говорить с ней, с чего начать, дело такое… деликатное. К тому же, завтра похороны.
– Послушайте, Суон, – сказала Ива, – оставьте это мне. Кажется, я знаю, о чём поговорить с баронессой. А вы займитесь безупречной службой её почившего супруга.
Глава 12. «…Сокрою все твои секреты…»
Похороны барона Фицгилберта были пышными, если не сказать – патетическими. Всё кладбище было заполнено людьми в форме военно-морского флота Его Величества и почтенными господами в штатском. Палили орудия, несли венки, произносились пафосные речи, превозносившие покойного как истинного сына отечества. Катафалк чинно подъехал к семейной усыпальнице Фицгилбертов – строению в неоготическом духе, под стеной которого был уже прокопан и уложен досками скрывавшийся во тьме склепа дромус, вдруг напомнивший Суону картинки из книги о Великих пирамидах в Гизе. На краю этой шахты, уходящей под величественный наземный храм, стояла вдова в своём аскетическом, суровом трауре. Рядом с ней стоял брат покойного и юноша с испуганным лицом – сын Фицгилберта, двадцатилетний Патрик. Чуть поодаль, под присмотром родственников и гувернанток, испуганно жались младшие дети: две отроковицы, судя по всему – двойняшки, и двое мальчиков, младшему из которых было на вид не более семи.
Церемония длилась невыносимо долго. По её окончании к вдове двинулась бесконечная вереница официальных лиц и сослуживцев умершего: первым подошёл сам Первый лорд Адмиралтейства, за ним двинулись чины помладше: вся верхушка Военно-морского флота Британии была в то утро на Хайгэйтском кладбище. После потянулись друзья. Среди них были и Бёрлингтоны, и семейство Болингброк, и все те, кто составлял цвет британской аристократии.
Суон и Ива не стали подходить к баронессе, но даже с того скромного места, которое они занимали поодаль от усыпальницы, было видно, что баронесса Фицгилберт держится на ногах лишь помощью деверя и сына. Её и без того некрасивое лицо было просто пугающе уродливым, движения были замедленными, почти сомнамбулическими. Вероятно, она вновь находилась под воздействием какого-то сильного успокоительного средства.
Расследование обстоятельств смерти барона ещё не было закончено, но Первый лорд Адмиралтейства настаивал на том, что откладывать похороны уже невозможно: дальнейшие отлагательства могли вызвать ненужные пересуды. Баронесса, которая за это время немного свыклась со своим горем, вновь опустилась в самую бездну отчаяния, и её состояние внушало опасения всем её близким.
Тем не менее, после похорон сослуживцы и избранные друзья были приглашены в дом Фицгилбертов для небольшого траурного ланча. Разумеется, ни инспектор Суон, ни Ива не были приглашены, и они ещё некоторое время наблюдали за печальной работой кладбищенских рабочих, приводящих усыпальницу в надлежащий вид, и художественно раскладывающих свежие венки на ступенях этого готического храма. А затем они неспешно двинулись по аллее среди многообразных усыпальниц и могил, представлявших печальную, и крайне поучительную ярмарку тщеславия живых, устроенную на костях умерших.
– Ну, инспектор, что дал обыск в доме Брюстера? – спросила Ива.
Суон посмотрел на неё страдальческим взглядом:
– Горы, монбланы и эвересты бумаг, черновиков, писем. Дневники, счета, финансовая переписка… Работы на неделю.
– Но что-нибудь уже можно сказать об общем характере его деятельности?
– Можно, отчасти. Полковник Брюстер был тот ещё фрукт. Сейчас люди из контрразведки засели за штудирование его записных книжек и дневников. Это должно заметно прояснить ситуацию, но уже теперь стало понятно, почему он заговорил с Урусовым о собственности российских подданных в Южной Африке, тогда, на приёме у Бёрлингтонов, после убийства Фицгилберта.