Браслет певицы
Шрифт:
Иве не пришлось отдохнуть так, как ей мечталось – с книгой, в своём милом сумеречно-золотистом ателье, попивая чудесно приготовленный Алоизом глинтвейн. Едва она расположилась на козетке и раскрыла томик Овидия, как секретарь появился в дверях, но не с ожидаемым глинтвейном, а известием о том, что внизу, в невероятном волнении, ожидает Мелисанда фон Мюкк.
– Ну, что же, я её приму. Пусть поднимается. Она сильно взволнована?
Алоиз помедлил, старательно формулируя ответ, а затем сообщил:
– Если мне будет
– Хорошо, проси, – Ива спустила ноги с козетки, вынула из столика колоду со старинными картинками из манускриптов, уже ставшую любимой, и через минуту встретила Мелисанду невозмутимым, немного сонным взглядом. Алоиз был по-своему прав. Лицо, разумеется, присутствовало под длинной густой вуалью в мушках, но это было не хорошо построенное, выверенное и выправленное пудрой лицо самоуверенной примадонны, а лицо смертельно перепуганной нервной женщины.
– Ах, Ива, Ива, спасите меня! Так не может более продолжаться! Это ад! Это совершеннейший ад! Я уже не знаю, что делать! Это животное говорит, что не даст мне развода! После нашего визита к Бёрлингтону он закатил мне безобразную сцену! Он отобрал все мои драгоценности! Посмотрите – я хожу в этих аквамаринах уже неделю! Неделю! Князь не пишет, а у Бёрлингтона он так холодно смотрел на меня… Но я всё равно боюсь… Фердинанд убьёт его! Нет, он убьёт меня! Что мне делать? Я не могу петь! Меня терзают чудовищные подозрения!
Всё это Мелисанда выпалила единым духом, игнорируя жест Ивы, которым та пыталась усадить её на козетку напротив себя. Вместо того чтобы присесть, как подобает благовоспитанной даме, Мелисанда вдруг рухнула на колени перед Ивой, у самых её ног. Положительно, в этом было что-то неистребимо сценическое, нарочитое, особенно в том, как примадонна сложила руки перед грудью, а затем с мольбой протянула их к Иве. Но всё же – глаза Мелисанды не лгали. Она была в отчаянии.
– Ну-ну, мадам, встаньте, – Ива даже не пошевелилась, только рукой показала певице подняться с колен и присесть рядом, – не стоит так убиваться. Сейчас вы мне всё расскажете, и мои карты помогут вам.
Мелисанда поднялась, присела на козетку. Немного застенчивым жестом она подняла вуаль и посмотрела на Иву так, словно хотела сказать: «Вот, посмотрите, до чего меня довёл этот негодяй…» Зрелище было плачевное, но Ива не нашла в себе желания позлорадствовать: она слишком хорошо знала, какая реальная опасность угрожала баронессе фон Мюкк.
– Рассказывайте, – почти приказным тоном сказала прорицательница, – рассказывайте, что случилось. Что за чудовищные подозрения вас терзают?
– Фердинанд. Он – не человек, – срывающимся шёпотом произнесла певица.
– Кто же он, по вашему мнению?
– Ива, Ива, я не верю, что вы не догадываетесь! С вашим даром! Вы заставляете меня говорить страшные вещи… Он… он – вампир. Вампир и убийца…
– Отчего вы так решили?
– Но ведь вы всё сами слышали! У Бёрлингтонов, после лекции мистера Флитгейла. Когда разговор зашёл о всех этих ужасных созданиях… Ах, он и раньше ненавидел полковника Брюстера,
– Но ведь смерть полковника признали вполне естественной? – спросила Ива, ожидая разъяснений.
– Неужели вы верите в это? Вы читали газеты? Море крови, летучие мыши, ужасный укус на шее! Это мог сделать только вампир. Неужели полиция признала бы этот факт! – в отчаянии воскликнула Мелисанда. Она тряслась от ужаса.
– Хорошо. Успокойтесь. Здесь вам ничего не грозит. Мой секретарь – признанный охотник за вампирами. Расскажите мне подробно – что было вечером после приёма с лекцией?
– Мы вернулись домой, – с трудом взяв себя в руки, начала Мелисанда, – Фердинанд проводил меня в будуар. Он подождал, пока моя горничная поможет мне снять эти драгоценности и положит их в шкатулку. Потом он сам запер шкатулку на ключ, а ключ положил к себе в карман. И ушёл в свою спальню. Я не видела его до утра. А за завтраком у него не было аппетита, вы понимаете? И он был очень, очень бледен. Неужели это не говорит вам обо всём ужасе положения?
– Говорит, дорогая, – заверила Ива. – А скажите, Мелисанда, особняк, который вы снимаете в Лондоне – он очень стар?
– Да, ужасно ветхий. Но мы ведь собирались покинуть Англию до Рождества…
– А нет ли в нём летучих мышей? – осторожно, боясь испугать Мелисанду, спросила Ива.
– О, да! Именно! Как же я сразу не поняла! Недели две назад экономка сказала, что на чердаке есть летучие мыши, они устроились там на зимовку, это ведь так называется?
– Именно так. А ваш муж знал об этом?
– Да, конечно. Мы собирались выходить, а экономка как раз была в холле, она сказала про мышей и спросила – следует ли ей пригласить специального человека, чтобы убрать этих зверьков. И Фердинанд сказал: «Они нам не мешают. Пусть будут». Как же я не догадалась тогда! Я бы, несомненно, распорядилась избавиться от этой гадости, но Фердинанд!..
– Прекрасно. А есть ли у вашего супруга пальто с длинной пелериной?
– Боже! Это ужасное старомодное пальто, в котором любой выглядит негодяем! Да, разумеется, такой зловещий фасон…
– Хорошо, я всё поняла, – Ива рукой показала Мелисанде, чтобы та помолчала, и углубилась в размышления. Брови её нахмурились, под черной линией тюрбана на лбу прошла тонкая морщинка, глаза стали жёсткими. Потом она вынула из колоды одну карту наугад, долго смотрела на картинку.
– Ваше положение незавидно. Ваш муж в сговоре с тёмными силами. Вы – заложница дьявольской интриги. Но всё закончится благополучно для вас, это произойдёт через одну полную луну. Но! Только при том условии, что в ближайшее время вы проявите ангельское, вы слышите? – ангельское терпение и благоразумие. Вы не будете никуда выходить, кроме как в театр, ни с кем встречаться, и – главное – не будете вести никаких финансовых операций. Никаких. Деньги для вас сейчас – сам сатана. Вы понимаете меня?