Брат берсерка

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПОСЛЕ БОЯ

Забава открыла глаза. Над ней нависали каменные глыбы – неровные, подсвеченные отблесками костра. В желтовато-серых сколах камней поблескивали мелкие крупинки. И белые, и прозрачные, и желтые…

Тело было каким-то невесомым, словно она все ещё летела над озером. Но подбородок щекотал

А внутри больше не плескалась холодная, вымораживающая ненависть. Сейчас она чувствовала только слабость. Пахло дымом, где-то неподалеку кто-то надсадно кашлял.

Забава медленно повернула голову. Её положили в самом конце пещеры, там, где низкий свод смыкался с каменным полом. Не там, где она спала в первый раз, сразу после приезда...

Дальше сидели и лежали люди, посередине пещеры в кучке булыжников был установлен кривоватый факел, поставленный стоймя. На его конце колыхался язык желтого пламени, пускал ленточку дыма, утекавшую к каменному потолку. Ещё дальше, перед входом в пещеру, горел костер. По ту сторону его толпились воины. В руках тех, кто стоял с краю, Забава разглядела щиты. Словно люди на всякий случай изготовились к бою…

Только Харальда нигде не было.

Забава судорожно вдохнула воздух, закашлялась. Выдавила сквозь кашель:

– Что… что с Ха…

– Дротнинг очнулась! – гаркнул один из воинов, примостившийся в трех шагах от неё, на небольшом валуне у стены пещеры.

Люди, сидевшие и лежавшие вдоль стен, дружно начали оборачиваться в её сторону. Тот, кто кричал, торопливо встал, подошел к ней.

– Хочешь чего-нибудь, дротнинг? Может, эля? Горячей похлебки? Мы в котле оставили и для тебя, и для конунга.

Конунга, мысленно ухватилась за это слово Забава. Значит, жив! Под веками защипало, в носу потеплело…

– Харальд, - пробормотала она.
– Где он?

– Снаружи, с ярлом Свальдом, – объявил мужчина. – Разговаривают о чем-то.

Уже встал, радоcтно изумилась Забава. А Свальд ночью на озере говорил, что у него грудь разбита, ребра наружу торчат…

Но Харальд как-то раз сказал, что он не человек. Видать, потому и оправился так быстро.

Хорошо, что он не из людей, счастливо подумала Забава.

Ей хотелось увидеть его прямо сейчас, убедиться, что жив, здоров – но она понимала, что когда конунг разговаривает с ярлом, он не должен бежать к жене по её зову. Не положено.

– Пить, - срывающимся голосом попросила Забава.
– Пожалуйста.

Мужчина ненадолго отошел, быстро вернулся. Поднес к её губам горлышко баклаги.

– Эль, дротнинг. Я взял из ваших запасов.

Забава приподняла голову. Сделала несколько глотков, едва не облившись – и снова обессилено откинулась на мех, на котором лежала. Выдохнула:

– Спасибо. Как

Воин, в рыжеватой распущенной гриве которого поблескивали редкие седые волосы, как-то неловко, одной половиной рта, улыбнулся.

– Кольскег, дротнинг.

– Спасибо, Кольскег, - повторила Забава. И, глубоко вздохнув, спросила: – Сейчас день? Или ночь?

– День, дротнинг. Ты пролежала в беспамятстве с ночи.

Мужчина все не уходил, стоял рядом – и Забава тихо выдавила:

– Никто… все живы?

Кольскег кивнул.

– Что с нами сделается? Это был не наш бой, дротнинг.

Он стоял рядом, рассматривая её, уже без улыбки – и она сказала:

– Больше ничего не надо, Кольскег. Спасибо за все.

Мужчина кивнул и вернулся на свое место у стены.

Едва он отошел, Забава торопливо подсунула руку под полу безрукавки. Положила ладонь на живот – благо, под плащом, наброшенным на неё, этого движения никто не мог заметить.

Слова Харальда, что о ребенке никто не должен знать, она помнила. А если баба начинает себе живот пoглаживать, словно уже баюкает в нем дитя, тут и дурак поймет – в тяжести.

Боли не было. Забава, накрыв уже обеими ладонями низ живота, вдруг подумала со стыдом – o Харальде-то первым делом вспомнила, а вот о ребеночке…

Она полежала какое-то время, поглаживая живот, прикрытый платьем из толcтой шерсти, исподней рубахой и теплыми штанами. Потом попыталась подняться. Но едва вскинулась на локтях, голова тут же закружилась. И пришлось снова откинуться на меха.

Полежу eщё немного, решила Забава, снова поглаживая живот – впалый, такой же, как всeгда. А там, глядишь, и Харальд придет…

Пока они шли к пещере, Свальд, на плечо которого Харальд все ещё опирался, молчал. И только у самого входа под навес спросил:

– Что теперь? Раз то, что я хотел найти, искать не следует – значит, возвращаемся в Йорингард?

Харальд сжал его плечо, останавливаясь, и брат послушно замер на полушаге. Обернулся к нему.

Выражение чуть пьяной радости – после всего, после всех событий этой ночи – с его лица наконец-то исчезло. И теперь Свальд был похож на себя обычного. Чуть хитроватый сын ярла Огера, умеющий казаться простодушным, а иногда и бывший им…

– У тех, кого вы подобрали, нет ни плащей, ни лыж, – хрипло сказал Харальд, ощущая боль на каждом выдохе – ребра все ещё давали о себе знать.
– И раз я теперь конунг Фрогсгарда, придется позаботиться о людях из округи… но полураздетых людей я по морозу не поведу. Из двух жеребцов остался лишь один, вторые сани тащить некому. И Сванхильд все ещё не очнулась. Свальд, отправишься в Йорингард прямо сейчас? Привезешь тряпье для людей и приведешь ещё пару саней. Потому что спасенные, боюсь, не смогут сразу же встать на лыжню.