Брат Молчаливого Волка
Шрифт:
Вот поэтому я над ней и не смеюсь. Она всему этому верит и хочет, конечно, уберечь от виселицы родного сына.
И потому, когда идет дождь и я не могу носиться по улице, меня заставляют натирать до блеска дверные ручки, чистить ножи, помогать печь пряники или подметать чердак.
Сегодня мама дала мне задание трясти одеяла. Хуже этого ничего быть не может. Я открыл окно, улегся на ближайшую постель и принялся читать папину книгу «И один в поле воин». Отсюда слышно, когда кто-нибудь выходит из кухни в коридор; тогда я быстренько спускал из окна одеяло и принимался изо всех сил трясти его, чтобы все видели, что я не ленюсь, а усиленно сопротивляюсь виселице. Читать мне это не мешало. Книгу я знаю почти наизусть. И читаю вовсе не для того, чтобы
Я задумался и не сразу услышал в коридоре шаги.
— Дюрко, — кричала мама, — ты что там делаешь?
— Пыль выбиваю, мама, — вскочил я и схватил с Йожкиной постели сложенное одеяло. Из-под него выпало что-то и шлепнулось об пол. Но я уже был возле окна и тряс одеяло.
— Выбивай, выбивай, сынок! — похвалила меня мама. — Не оставляй ни пылинки, тогда и спать будете крепко. Габуля тебе сейчас яблочко принесет.
— Спасибо, мама, не надо! — поспешно ответил я.
Больно нужна мне Габа с ее чириканьем. Я рад, что могу побыть хоть немножко один. Если уж не в поле, то хотя бы в своей комнате номер пятнадцать. Я сложил одеяло, положил его на постель и только собрался снова углубиться в чтение, как вдруг заметил на полу черную тетрадку. Я поднял ее. На обложке никакой надписи. Внутри знакомый почерк.
Сначала мне показалось, что это школьное сочинение Я прочел две строки:
Хочу по всем морям скитаться, Во всех прекрасных дам влюбляться.Ну и ну! А я-то думал, судя по первой строчке, что это писал мой брат Йожо. Но что касается второй, то этого бы он не написал. Наш Вок дамами не интересуется. А прекрасных и вообще ненавидит. Когда отец велит ему вынести или внести какой-нибудь даме чемодан наверх или смазать лыжи, он это, конечно, делает, но выражение лица у него при этом ужасно кислое, и я знаю почему. Однажды одна такая прекрасная дама в сиреневых брючках погладила его по голове да еще хотела потрепать по щеке. Вок вырвался и с тех пор ни с одной женщиной не здоровается, разве только если это какая-нибудь старушка из Праги. Я еще раз прочел стихи про дам. Дальше шло:
Хочу увидеть Рим седой, Услышать в тундре волчий вой, Пройти пешком по Кордильерам, По прериям скакать карьером И тигров в Индии ловить. А потому — копить, копить, Копить во что бы то ни стало: 32 кроны — это мало*.Я остолбенел. Значит, это все-таки писал Йожо. Ведь именно он к концу учебного года накопил 32 кроны из тех карманных денег, что отец посылает ему в Штявницу.
Я совершенно запутался. Захлопнул тетрадку и хотел было уже дальше читать «Воина», как вдруг подумал, что у слова «мало» стоит звездочка. Звездочка в книге означает сноску, когда что-то надо объяснить. Может быть, эта звездочка объяснит мне все, что мне кажется совершенно непонятным и диким?
Я нашел ее и объяснение к ней в конце страницы; там было написано: «* Конец стихотворения переделаю в зависимости от того, сколько
Итак, звездочка объяснила мне кое-что.
В этой тетради писал наш Йожо. Железно. Ведь это он с первого августа стал зарабатывать деньги. Но звездочка все же не смогла мне объяснить одну вещь, которой я совершенно, ну совершенно не могу понять! Я говорю не о путешествии по свету и не о звездных красотах, а о прекрасных дамах.
И еще одна тайна: в этой тетради были стихи, а вовсе не школьные заметки, как я думал, и не дневник или какие-нибудь там секреты. Ведь стихи — это не секрет. Их печатают в газетах, и в книгах, и в журналах. В общем, почти всюду. Стихи предназначены для людей, чтобы люди их читали. И я стал читать дальше:
Мир шумит. Опутанный кабелями, Оплетенный воздушными линиями, Ошалевший от грохота грозных моторов И грибов ядовитых. Дрожит Земля, Оставляя безопасную, как просёлок, эклиптику. Стонет мир. Не впадай в безумье. Земля, Ты ведь жизнь подарила людям, Которых разбудит это утро. Когда ты отвернешься от Солнца И окунешься в темный кувшин глубин Вселенной, Плачут цветы, серны, дети. Тихо плачут рыбы в грохоте вод, в своей стихии.По спине у меня пробежал мороз, я передернул в ознобе плечами. И увидел, как под закатанными рукавами мои руки покрываются гусиной кожей. Если это стихи, то они просто безобразны. Я всегда считал, что стихи складывают только о красивых вещах, что это такое чириканье, будто клесты щелкают среди кустарника. В школе мы тоже учили стихи. Про что, и не вспомню. Пожалуй, все больше о родной стране, товарищах и так далее. А потом еще поздравительные. Я всегда старался запомнить в строках только последние слова, которые друг на друга похожи. Когда я их выучивал, то целые строчки во время ответа всплывали у меня в голове, как галушки в воде. Только запомнить при этом, о чем идет речь, совершенно невозможно.
В стихах моего брата Йожо я отдельные слова не замечал, но то, о чем они говорили, было страшным.
Я уже начинал бояться, честное слово! Если уж рыбы плачут, значит, дело плохо, потому что животные всегда всё скорее чувствуют, чем человек.
А может, Йожо все выдумывает!
Но ведь про кабели, самолеты, автомобили, ракеты и атомные взрывы — это все правда! Когда туристов бывает немного, нам разрешают в столовой смотреть телевизор. И из передач я знаю, что все это правда. Может быть, Йожо и придумывает, но не все, а только кое-что! Кое-что берет из настоящей жизни, а кое-что выдумает. Ведь в стихах можно фантазировать! Я, например, сомневаюсь, чтобы рыбы умели плакать.
Но и без этих плачущих рыб мне было страшно.
А ведь это еще не конец.
Я снова вернулся к рыбам. После них стояло:
Но я громко кричу: прекратите! Довольно! Спит Габуля. И стихия ее — тишина. Я приказываю солнцу: явиться утром в 4.45. И лучом щекотать в носу у Дюры, И у всех маленьких мальчишек, Чтобы не спали долго, негодники, Чтобы вовремя проснулись птицы И миру смелость принесли.Я вскочил с постели и все стоял, стоял и стоял посреди комнаты. В голове у меня мелькали неясные, непонятные мысли.