Брат, мой брат

Вкуфь Вера

Я влюбилась в своего брата. И фиг с ним, что он не очень-то и брат. Это чувство бесспорно и уже не требует никаких доказательств. Просто Витёк кажется мне самым лучшим, самым красивым и самым правильным на свете. Буквально ни с того ни с сего.

Всё равно нас воспитывали вместе как брата и сестру. И многие даже не догадываются, что между нами нет кровной связи. Мне всегда говорили, что это мой брат. И я так считала. А влюбиться в брата… Видимо, со мной что-то не так. Невозможно ведь нормальному человеку испытывать влечение к тому, кто и всегда казался и был роднёй.

Себя

мне удалось немного успокоить тем, что скоро мы с Витькой разъедемся, будем встречаться только на семейных праздниках и жить каждый своей жизнью. А на расстояниях чувства не живут. Наверное… Так что осталось пережить всего четыре дня.

Если я, конечно, доживу. Потому что вот уже сейчас мне навстречу, по пустой улице, вразвалочку идёт тело мужского, судя по силуэту, пола.

Предчувствие меня не обманывают, и тело замирает за пару метро до меня, по-хозяйски сунув руки в карманы.

— Ты чего тут одна делаешь? — без прелюдий обращаются ко мне.

От темноты я не могу разобрать лица говорящего. Что, впрочем, сейчас совершенно не важно. Меня просто бросает в жар. Потом в холод. Коленки начинают подрагивать. А потом… Потом всё это скидывает, как лихорадку на третий день болезни. Мне просто становится всё равно. И даже немного интересно. Будто это всё происходит не со мной, а с героиней какого-нибудь рассказа. Возможно, криминального. А может приключенческого. Или даже эротического.

— Гуляю, — шустро отвечаю я. И бойко добавляю. — А что, нельзя?

Мужчина (парень?) хмыкает в ответ.

— Ты чего-то больно смелая.

— Да нет, — пожимаю плечами. — Трусиха на самом деле.

— А пошли со мной, трусиха? — вот тут мне снова становится страшновато. Потому что подобные предложения от ночных незнакомцев уж явно не заканчиваются ничем хорошим. Если ты, конечно, не в рассказе. Но по инерции — иногда амплуа захватывает личность — флегматично соглашаюсь:

— А пошли…

И что теперь будет?.. Пожалуйста, пусть всё это будет сказка с хорошим окончанием!

Не знаю, чем бы всё закончилось. Но у меня перед глазами всё поплыло, а сердце укололось о рёбра. А потом злобский окрик ледяной водой окатил меня с ног до головы. И стало ещё страшнее.

— РИНА!

Таким суровым и возмущённым окриком встречала меня мама, когда я ухитрилась принести двойку по музыке. Как вообще можно принести двойку по музыке? От сильного толчка в бок меня отшатнуло с дороги. Ближе к проезжей части. Но незнакомец тут не при чём — на локте тисками уже сжимается огромная знакомая ладонь, и Витька с силой отталкивает меня в сторону.

Не помню, говорили они с тем мужиком или нет. Помню только, как Витька, держа меня со всей силы, оттаскивает, заставляя огибать незнакомца по не-касательной. И как мы торопливо идём дальше. Дом уже близко. И от этого моё сердце немного отпускает.

Подъездную дверь Витька открывает с рывка и почти запихивает меня внутрь — всё ещё держит так, будто ждёт моего побега. А когда железо за нами захлопывается, его будто прорывает.

Таким злым брата я не видела никогда. Сверкая яростными глазами, он рассказывает мне, насколько

я конченая и тупая, сдабривая свою речь непереводимыми эпитетами. Жаль, что я их не запомнила — в процессе меня начало трясти. От холода и осознания того, как он прав. А Витька уже рассказывал, что если мне уж захотелось найти приключений на свою жопу, то можно было найти их более безопасными методами, чем поиском кавалеров в ночном городе. Ну, это в общих чертах и без откровенных ругательств.

— И что? Вот ты бы с этим мудаком сейчас пошла? — с чувством вопрошает меня Витька.

Я пячусь к лестнице.

— Нет. Не пошла бы, — в доказательство я бухаюсь попой на нижнюю ступеньку. Потому что сил идти у меня нет. И стоять — тоже. Ноги в прямом смысле подкашиваются.

Голова стала непередаваемо тяжёлой, пришлось опустить её на холодные ладони. И зажмуриться, чтобы совладать со жжением в глазах.

Витька замолчал. Повисла глухая тишина. Которая, кажется, его хуже его злости. Меня стало подташнивать от накрывающего осознания того, что сейчас могло случиться. Если бы не Витька.

Сквозь шум в ушах я расслышала, как Витька подошёл ближе. Надело ему, наверное, нянькаться с бестолковой сестрой… Он опустился на корточки — я слышала, как шуршат его джинсы — и осторожно коснулся моих ладоней. Я вздрогнула. Потому что не ожидала столь нежного касания. От которого ещё больше захотелось расплакаться.

— Ну всё, всё, — обнадёживающе прошептал он, и это стало последней каплей — у меня из глаз брызнули слёзы. Витька принялся неуклюже успокаивать меня и спрашивать, всё ли со мной в порядке. В конце концов, оставил и это— добиться от меня у него ничего так и не получилось. Просто обхватил за пояс и просунул руку под коленки. А потом опора в виде лестничной ступеньки исчезла. Зато появилась в виде Витькиного тела, к которому я оказалась безоговорочно прижата.

Чувствуя, как горит в голове, я попыталась неуверенно сослаться на собственный большой вес, но Витька не стал слушать и всё равно понёс меня по ступенькам.

Как принцессу. Освобождённую из лап дракона.

Я сразу ощутила себя мелкой и беззащитной, а от движения воздуха в разгорячённое лицо что-то в животе ухнуло вниз. И не только от этого. Я как-то быстро позабыла о том, из-за чего оказалась у Витьки на руках. И только замерла, чувствуя плечом Витьки ускоренный пульс и потяжелевшее дыхание.

Ближе в четвёртому этажу я всё-таки слезаю и иду сама. Потому что слишком нагло. Но, оказавшись под защитой квартиры, силы снова вытекают из меня, и могу я только добраться до кровати и бухнуться лицом в одеяло.

И почувствовать, как это самое одеяло из-под меня варварски вытягивают. Приходится перекатываться на спину и нормально укладываться на подушку.

Витька сидит на краю кровати. Опирается одной рукой на подушку и тревожно смотрит на меня. От того, что во его тёмном взгляде ни капли насмешки или злости, мне становится тепло. Хочется потянуться вверх и обнять его. Снова прижаться к его груди. Уткнуться носом в шею. И чтобы он меня тоже обнял.