Брат, мой брат
Шрифт:
— Марин, с тобой… нормально всё? — спрашивает он.
— Да, — я киваю.
— Ты просто… странная какая-то последнее время, — в Витькином голосе сквозит неприкрытое беспокойство.
— Да нет, всё нормально. Тебе показалось просто, — честно вру я и натужно зеваю. Начинаю медленно моргать.
Витька правильно понимает мой сигнал. Натягивает мне одеяло до самого горла и, улыбаясь, выходит из комнаты. Оставляя меня в полном одиночестве.
Я придавлена тяжёлым одеялом и собственными чувствами. В основном, конечно, стыда. За то, что едва не влипла
Я закрываю глаза и погружаюсь в грёзу. Через неё я снова вижу Витьку, сидящего на краю кровати. Только в этот раз он не уходит. А склоняется надо мной всё ниже и ниже.
***
Утром Витька и глазом не повёл. Будто вчера (уже сегодня?) ничего и не произошло. Просто пил кофе, устроившись на кухонном подоконнике.
Я тоже могла бы промолчать. Всё бы забылось и вряд ли когда-нибудь вспомнилось. Витька — он такой, не злопамятный. Но я не могла. Потому что не могла вытерпеть ещё одной недомолвки между нами.
— Про вчерашнее, — откашлявшись, начала я. — Извини, ладно? Мне стыдно, что так получилось… И… Ну, я не ищу так приключений на свою жопу. И спасибо… Не знаю, что бы без тебя было…
Очень не хочется, чтобы он правда считал меня девицей лёгкого поведения.
Получилось смазано и совсем не так, как мне хотелось сказать. Витька, кажется, тоже смутился, но кивнул и снова глотнул из чашки. И заговорил только минуты через полторы:
— Не думай, я за тобой не следил. Просто заволновался, что тебя долго нет. Вот и решил выйти…
Я тоже кивнула, хоть даже не задумывалась, как Витька сам оказался на ночном променаде.
Наверное, на этом с темой можно было бы и покончить. Тем более сегодня снова надо идти к нотариусу. И в этот раз оформление документов обещало быть каким-то особенно муторным и долгим. И оказалось таким настолько сильно, что Витька по приходу домой даже обессиленно задремал на диване.
Я вытянула у него из ладони пульт и нажала кнопку выключения телевизора — дремать Витька вздумал именно под него. И брат, как ни странно, не проснулся. А только удобнее устроился щекой на диванной подушке. Левую руку он согнул в локте, подкладывая под шею. От этого его бицепс резко очертился под футболочным рукавом. Дышал Витька животом, то расслабляющимся, то подбирающимся обратно. На груди через тёмную ткань проглядывал мышечный бугорок.
Витька завозился во сне, принимая позу поудобнее. И от этого его ягодицы под джинсами напряглись так, что мне показалась, будто синяя ткань, ещё немного, и лопнет от перенатяжения.
Я вышла из зала. А, подумав немного, обулась и, тихо щёлкнув замком, спустилась на улицу. Ещё всё равно светло, а коротать этот вечер в присутствии будто нарочно чувственно дремлющего Витьки — так себе затея.
Уроки прошлого не дали себя забыть, и едва над городом загустела синева, я как штык оказалась дома.
Дверной звонок, на который я надавила, не ответил мне ни единым звуком. Я сильнее вдавила кнопку, но её пластмассовая полость будто поросла пустой тишиной. А ключи
Но не успела я толком подумать о подъездном ночлеге или начать долбиться в квартиру, дверь сама заползла внутрь, обдавая меня темнотой.
Витькин силуэт в тусклом лестничном свете только угадывался, и моё подсознание за долю секунду провело аналогию с моим ночным знакомым.
— Марин, у нас света нету, — бодрый Витькин голос начисто рассеял эту иллюзию. И я сама без опасений зашла в квартирную темноту.
— По-моему, только по нашему стояку. И, скорее всего, у нас что-то с розеткой, — продолжал рапортовать Витька, щёлкая дверным замком. — Пошли, поможешь мне.
Не знаю, как я там могу помочь, но покорно плетусь следом за Витькой, идущим в мою комнату. Там он опускается на колени и тянется к диванному углу, около которого притаилась поблёскивающая призрачно-белым розетка. Она немного похожа на мышиную нору, а Витька — на огромного кота в засаде.
Интересно, что он собрался делать в кромешной темноте?
Будто прочитав мои мысли, Витька обращается ко мне:
— Принеси из кладовки фонарик.
Легко сказать, а вот искать его по темноте — тот ещё квест. Впопыхах я локтем ударяюсь обо что-то внутри стенного ящика. Хорошо, хоть не головой — и так дурная. Но через некоторое время нащупываю рукоятку фонаря. Батарея в нём неновая — световой круг голубоватого цвета и подмаргивает, когда я нажимаю кнопку. Но что делать — нельзя не выполнить задание товарища электрика. Так что несу Витьке то, что есть.
Он, оказывается, уже успел вооружиться отвёрткой. В тусклом освещении суёт её в круглое розеточное «дуло» и начинает что-то выкручивать.
— А ёбом не токнет? — со скепсисом вопрошаю я, глядя на его пальцы, быстро-быстро вращающие отвёрточную рукоятку.
Витька насмешливо хмыкает на меня:
— Чем токнет-то, если тока нет?
И ведь не поспоришь. Интересно, эти мужики уже рождаются со знанием электрических принципов?
Витька стоит на карачках, в опрое на коленки и одну руку. Спина — ровная, без прогиба. Попа уверенно показывает на противоположную стену. Коленки разведены для устойчивости. Совершенно немужественная поза. Почему тогда я представляю, что в ней можно делать, если Витька перестанет опираться на пол и упрётся во что-нибудь другое?
Мышцы его, двигающие отвёртку, слаженно уходят своим движениями к плечу. Напряжённые лопатки шевелятся под футболкой. А на бёдра лучше вообще не смотреть.
— Не тряси фонарём, — командует Витька, и мне приходится взяться за рукоять двумя руками.
Хорошо, что темно. Судя по тому, как мне жарко и как медленно и громко колотится моё сердце, я вся красная.
Витька тем временем откручивает крышку с розетки.
— Иди сюда, — велит он.
Я на автомате подхожу и тоже опускаюсь на коленки. Сердце стукает в голове, а боком я как-то чувствую Витькино тепло. Боже… Витька без зазрения совести хватаем меня за руку и тянет к розетке.