Брат, мой брат
Шрифт:
— Да положи ты фонарь уже.
Кое-как устраиваю его, чтоб свет падал на чёрное дупло в стене. Теперь и мне приходится стоять раком, и думать я могу только о том, чтобы всё это поскорее закончилось.
— Вот тут держи, — Витька укладывает мою руку на какую-то хреномуть, и я начинаю её держать. Надеюсь, свет нам внезапно не дадут. Потому что даже я, с моим незнанием электричества, помню, что влага притягивает ток. А так как ладонь у меня совершенно до неприличия влажная…
Витька возится рядом. Задевая меня то плечом, то боком. А то и упираясь
Нет, я всё понимаю. Что так нельзя и всё это тлен, но… Как же приятно! По телу моему бегут лёгкие волны, заставляющие приподниматься волоски на шее и отзывающиеся мурашками в самых неожиданных местах. Его сосредоточенное дыхание разбавленным эхом доносится до моей шеи. Стало трудновато дышать — будто вся одежда разом оказалась мне мала. И захотелось как можно скорее из неё выбраться.
Ужас… И в то же время сладкое волнение, наравне со стыдом, струится по моим венам, перенося на себе совершенно волнительное предвкушение. Витька, прилаживая что-то, случайно задел тыльной стороной ладони мою грудь. Совершенно поверхностно и почти невинно. И несмотря на это у меня зашлось сердце, а сосок на груди сам по себе ощутимо сжался.
Витька стал что-то заталкивать в полость розетки, а мне так и пришлось что-то держать, не имея ни малейшего шанса отстраниться и нивелировать возможность нашего физического контакта. Который получался слишком уж часто для полной случайности.
Ладно, тут я тоже поучаствовала, норовя периодически задеть Витьку плечом или боком. А кому от этого плохо, кроме меня? Тем более, что окончательно плохо мне станет потом — а сейчас очень даже и неплохо.
Витькино лицо так близко, что он наверняка чувствует ухом моё дыхание. А я вижу, как трясутся от моргания его ресницы. Как перекатывается при глотании его кадык. Как дёргаются кончики губ, будто он что-то беззвучно шепчет.
Свет фонаря начинает подмигивать, норовя погрузить нас в кромешную темноту. Витька косится на него, и в тёмном зрачке свет преломляется так, будто это его собственный блеск. Так обычно блестят глаза, если видят что-то приятное.
— Может, до утра уже? — робко предлагаю я, надеясь только на то, что Витька очень занят и не заметит, как сдавленно звучит мой голос.
Батарейка всё-таки садится, оставляя нас без единого светового клочка. От этого у меня мгновенно перехватывает дыхание — видимо, подсознание несмотря ни на что трактует происходящее исключительно в свою пользу. А сердце от напряжения делает сильный толчок.
— А чего до утра-то? — из темноты спрашивает Витька. В голосе его звучит непривычная хрипотца. — Давай сейчас?
И тут меня как невидимым смерчем накрывает чужое движение. Плечи мои оказываются крепко сжаты и притиснуты к телу. Меня потряхивает вверх, и на лицо налетает жар.
От неожиданности я пугаюсь, широко открываю глаза и замираю. И чувствую только, как мягкие губы настойчиво тыкаются и пытаются разомкнуть мои. Мне хочется вскрикнуть. Сначала — от неожиданности. Потом — чтобы выпустить из груди рвущийся наружу комок
Его язык проникает в разомкнутые губы и накрывает мой. Потом становится твёрдым и начинает затягивать в какую-то игру. Мне становится трудно дышать. Нет, физически-то ничего не мешает. Просто сердце так сильно бухает в теле, что того и гляди перекроет весь кислород.
С влажным чмоком Витька отстраняется. Дышит через разомкнутые зубы. Тёплый воздух опаляет мне подбородок и шею. Я тянусь вперёд и касаюсь его груди. Мои моими ладонями мышцы напрягаются. Как и на прессе, когда я спускаюсь к нему. Как и на боках.
Витька заграбастывает меня, прижимает ближе. И снова целует — в этот раз намного решительнее. У меня всё внутри разгорается с новой силой. Я обхватываю его за пояс и закрываю глаза, полностью погружаясь в ощущения сильного тела и собственного внутреннего давления.
Он наваливается на меня сверху — приходится упасть на палас и едва не подавиться сердцем, когда его тело откровенно нависает надо мной. Его дыхание становится тяжелее. Я обхватываю его за напряжённые плечи и тяну вниз, к себе.
Витька обрушивается с поцелуями на мою шею и плечо, сильно дёргает лямку лифчика, когда она мешает губам и нетерпеливому языку двигаться дальше.
У меня внутри всё холодеет, а потом стремительно разогревается до непереносимых значений. Я инстинктивно сжимаю коленками Витькино бедро, которое как раз опирается между ними. В паху от этого мгновенно дёргает и разливается частым-частым пульсом. У меня сам вырывается тихий стон.
Витькино тело разом напрягается, и он особенно чувствительно сжимает зубами мою кожу в районе ключицы. Я зарываюсь пальцами ему в волосы и чувствую влагу у их корней. Поглаживаю пальцами его затылок, потом скольжу на шею и возвращаюсь обратно.
Витька хватает с двух сторон мою футболку и тянет вверх. В районе плеч она застревает, так что стягивать её приходится самой. А заодно и лифчик — который уже начинает неприятно натирать поднявшиеся соски. Витька, пыхтя и отдуваясь, тоже спешит разоблачиться. И эта его спешка очень приятно и волнующе отзывается у меня внутри.
Вот он снова приникает ко мне абсолютно голым телом. Подхватывает ладонями под крестец и прижимает к себе. У меня горит между ног, особенно когда лобком я ощущаю его эрегированный член.
Витька дышит так, словно он марафонец — жадно и нетерпеливо. От такого дыхания моё собственное желание, будто заражаясь им, нарастает. Хочется стать ещё ближе. До предела.
Я провожу руками по Витькиной спине, обхватываю ягодицы. Они крепкие и напряжённые, кажется даже подрагивающие от этого под моими руками. Витька впивается губами мне в щёку. Обхватывает сзади за шею. Перекрывает дыхание глубоким, резким поцелуем.
Наконец, отстраняется, разводит мне бёдра в стороны и снова склоняется сверху. Я замираю, когда влажная головка скользит между половыми губами. Будто примериваясь. Раз. Другой. А на третий Витька делает проникающее движение вперёд.