Братик
Шрифт:
А вот после пожара? Формально-то Иван правил, даже венчают на царство его, но только формально. С 1547 по 1563 год правил Россией митрополит Макарий, и у него это получалось, надо честно признать. Куча реформ и все в основном на благо стране. Даже монастыри не пожалеет и оттяпает у них землю, чтобы служилым людям раздать. И может протяни он подольше, и Ливонская война по-другому закончилась бы.
Макарий, чтобы не правил Иван, приставил к нему… приставит к нему личного надсмотрщика протопопа Сильвестра, чтобы не грешил и забывал литвинские порочные привычки юности.
Сможет ли Юрий сам до Сильвестра Ивана от его друзей шляхтичей оторвать?
Событие
Осень — это не лето. А поздняя осень — это совсем не лето.
Как все путешествия из Москвы или в Москву происходили? Один раз только Юрий Васильевич остановился в доме дворянина переночевать. Ему даже комнату хозяина выделили, а сам Игнатий… м… Забыл. Сам дворянин где-то с семейством в меньшей комнате расположился. Так это было ужасно. Клопы ладно. Зло, оно и есть зло. Так ещё всю ночь ребенок за стенкой грудной плакал, скорее всего, так как лежащий рядом брат Михаил ворочался, заставляя узкую кровать деревянную под Боровым трястись, закрывал голову одеялом, вставал даже и начинал ходить по опочивальне, на вопрос же что не спится, рукой махнул за стенку и показал, как ребёнка укачивают. Потом с самого раннего утра, ещё только сереть небо стало, начали дверьми хлопать, сотрясая весь дом, и разрешая трухе с потолка сыпаться прямо на лицо только уснувшего Юрия. И тут же несколько петухов сразу давай голосить, они разбудили брата Михаила, он махнул рукой теперь на окно и задрав голову продемонстрировал, как петух глотку дерёт. Словом, оба не выспались они с монахом. Это был первый и последний раз, когда Боровой с дуру за все эти несколько поездок туда и обратно ночевал в доме. Всё остальное время на природе в лесу. Вои делали ему шалаш, как у Ленина, только из еловых лап, устилали пол сеном и перед входом костерок зажигали, комаров отпугивать. И спал князь Углицкий аки младенец, вдыхая аромат елей и горьковатый дымок, когда каких-то трав добавляли в костёр, чтобы дымил шибче. Лепота, одним словом. И что примечательно — нет орущих детей и клопов. Тишина. Смешно.
С каждой ночёвкой и с каждой поездкой степень комфорта в шалаше и вокруг него увеличивалась, и подушка из брезента почти появилась, и потом из этого материала — парусины, пропитанной воском, канифолью и яичным желтком сделали и тент, которым шалаш укрывали. За брезентом появился мангал и прутки для шашлыков. А в последнюю поездку даже небольшая полевая кухня. Повозка, обшитая железом с медным котлом и трубой. До настоящей полевой кухни с тремя отделениями далеко и дороги совсем плохие, попробовали на ходу готовить и расплескали все и загасили пламя. Но на стоянке в этой, пусть будет перевозимой печке, приготовить кашу или сбитень получалось гораздо быстрее, чем на костре.
В эту же последнюю поездку в Москву по эскизам Борового смастерили раскладной стул из железных прутков и брезента. Настоящий шезлонг получился. Сидишь у входа в шалаш у костра и ждёшь, когда шашлычок поспеет. Лепота.
Но! Это всё летом. А тут снега навалило сантиметров десять, метель метёт и холодно, таять снег и не собирается. Спать при минус десяти, скажем, в шалаше так себе удовольствие, если спального мешка нет. А его нет. Не пришла Боровому такая светлая мысль в голову. Хотя могли бы сделать. Пух есть, брезент есть. Пусть получился бы грубый, но спать внешний вид спального мешка ведь не мешает.
Пришлось заезжать в усадьбу… Нет, на домик Аллы Пугачёвой это не похоже. Это похоже на две избы сексом занимающихся. Ну завалилась одна на другую и припечатанная сверху мезонином. Планировалось
Хозяин хмуро глянул на подходившего к дому по снежной целине сотника Ляпунова и руками перед ним замахал, когда метров семь — восемь осталось Тимофею Михайловичу пройти.
— Матушка пожаловала. Не подходи.
— Матушка? — сразу не понял Ляпунов.
— Осиповна… Сын сыпью покрылся. Горит весь. На рынок с братом моим ездил в Тулу, вернулся, а вскоре слёг. Теперь и сыпь и жар. Матушка не иначе.
Юрий Васильевич из возка не выходил. Уже вечерело и пора было о ночлеге думать. Ляпунов ушёл к барскому дому договариваться, но что-то долго не возвращался.
Вернулся с испуганной физиогномией и стал быстро что-то говорить брату Михаилу. Тот выслушал, тоже лицо сделал скособоченным, и быстро написал на блокноте.
«Матушка», потом подумал и приписал Variola.
— Едрит — Мадрид!
Какой уж ни есть, но историк, и что такое вариола Боровой знал. Это оспа. И самое время было и ему испугаться. Это тело Борового было привито, а вот тело Юрия Васильевича точно нет.
— Ночевать будем в лесу. Разводите костры. В усадьбу и деревню ни ногой. Выстави оцепление, и если они к нам полезут, стрелять, наши попробуют к ним — стрелять. Объясни людям, что лучше ночь в лесу просидеть, чем от оспы…вариолы умереть! — как можно более решительно сказал князь Углицкий и, закрыв дверь возка, чтобы не выстудить окончательно, повернулся к монаху, — Здесь ночевать будем. Нужно дровишками запастись.
Событие семьдесят второе
Спать сидя то ещё удовольствие. Боровой, попав в тело брата Ивана Грозного, долго боролся с желанием постельничих, его — Ивана, и о нём заботиться. Они, конечно, не заправляли ему перину, а только охранять норовили, но вот один из них всё норовил мальчонку правильно уложить, точнее, усадить на огромную подушку. Извиваться и брыкаться Юрий не стал, просто дожидался, когда князь уснёт и тогда сползал в нормальное состояние.
И вот теперь в возке опять пришлось спать сидя, тут просто некуда ноги вытянуть, он всего два метра с небольшим в длину, так там, на противоположной стороне, печурка и брат Михаил. А в ширину он около полутора метров, но там рядом с ним вмонтирован сундук дорожный и его не убрать. Маловато будет! Нет, ехать места хватает, а вот спать.
По этой ли причине, или потому, что первый раз с оспой столкнулся, но уснуть Юрий Васильевич не мог. И даже не поворочаешься с боку на бок. И перфекционист этот — брат Михаил, натопил так натопил, в возке как в бане. Пот по спине струйками стекает. И не откроешь же дверь проветрить, там метель как метелила, так и продолжает метелить.
Спалось плохо. И в мыслях ещё всякие прожекты про оспу вертелись. Он ведь знает, как нужно делать прививки. Нет, не медик и уж точно не вирусолог, но про Екатерину и её опыт над собой все читали. А историк Боровой даже видел обе медали «за прививание оспы» и первую, учреждённую самой Екатериной, и ту, что Николай первый потом учредил.
Фамилию английского врача не вспомнить теперь, а вот метод по протягивании нитки через разрез Юрий Васильевич помнит. И ещё то, что существует коровья оспа и она переносится гораздо легче, а иммунитет появляется.