Братки – не значит братья
Шрифт:
– Ну что, Муравьев, колоться будем? – спросил сидевший на переднем сиденье широкоскулый мент, назвавший себя капитаном Витальевым.
Он сидел вполоборота к Сане и, вытянув руку, нервно постукивал по пластику передней панели.
– Колоться?.. Но я не наркоман, чтобы колоться!
Саня понимал, за что его взяли. И страшно ему было. Ведь за убийство можно получить двадцать лет заключения, а это, считай, пожизненный ад. Но при этом он не позволял страху взять верх над разумом. Нельзя отключать голову – соображать надо, анализировать,
– Остряк! – глянув на своего коллегу, хмыкнул Витальев.
– Но я правда не наркоман!
– Ты убийца, Муравьев. Ты человека убил!
– Какого человека? О чем вы?
– Ты комедию не ломай, не надо. Тебя видели, когда ты выходил из дома…
– Ну, выходил я из своего дома, и что?
– Да нет, не из своего дома ты выходил. Ты выходил из дома, откуда застрелили гражданина Михеева. Знаешь такого?
– Понятия не имею.
– А кто ногу тебе прострелил?
– Кто мне ногу прострелил?
– Михей это сделал. Или уже забыл?
– Ну, я говорил, что Михей. Но мне никто не верил. Значит, Михей здесь ни при чем…
– А брата твоего кто убил?
– А что, против Михея дело завели? А я и не знал! – с сарказмом проговорил Саня.
– Клоун бы из тебя неплохой вышел. Жаль, что в цирковое училище ты уже не поступишь. Век тебе воли не видать. Потому что ты Михея убил, а это пожизненный срок…
– Не убивал я его.
– И снайпером ты в Чечне не служил?
– Так то ж Чечня… Вы же не будете меня за Чечню наказывать? Или приказ такой поступил, чтобы за Чечню сажать? Мы же там мирных граждан убивали, да?
– Хватит ломать комедию, Муравьев. Ситуация очень серьезная. Тебя видели, когда ты покидал место преступления, – это раз. На гильзе нашли отпечатки твоих пальцев… Тебя, наверное, не учили, что нельзя заряжать винтовку без перчаток?
Саня задумался. Вообще-то, на нем были перчатки, когда он вставлял патроны в обойму. Но может, он еще до этого коснулся патрона голыми пальцами?.. Увы, но слова капитана очень похожи на правду. Если на гильзе остался отпечаток его пальца, то шансов выкрутиться у него нет.
– Короче, попал ты, парень, конкретно. Как кур в ощип… Что будем делать?
Витальев нарочно выдержал паузу, и Саня на нее повелся.
– А что надо делать?
– Хороший вопрос. И на него есть хороший ответ. Ты признаешься в содеянном, мы оформляем тебе явку с повинной, отправляем тебя в нормальную камеру, и ты спокойно дожидаешься суда. А суд учтет все – и твое чистосердечное раскаяние, и то, что Михеев убил твоего брата и надругался над его женой. Ну, и в тебя стрелял… Думаю, получишь лет пять, не больше…
– А если нет?
– Если нет, мы отправляем тебя в камеру, где сидят дружки Михея. Они дружно тебя опускают и загоняют под нары, как последнего петуха. Пока они будут насиловать тебя, как последнюю шлюху, мы будем спокойно дожидаться суда. Улики у нас железобетонные, вина
– Я должен сказать, что убил Михеева?
– Да.
– Но я не могу врать. Если бы я его на самом деле убивал.
– А ты не убивал?
– Нет.
Опер, сидящий справа, вдруг больно ударил Саню под ребро.
– Рома, этот урод ничего не скажет, – обращаясь к Витальеву, сказал он.
– И что ты предлагаешь?
– Палку мы уже срубили. Давай еще и денег срубим.
– Не понял.
– А чего тут понимать? Улики у нас есть, дело, считай, раскрыто. А Боцман конкретное предложение сделал. Если мы находим убийцу и отдаем его ему, он платит нам деньги. Тридцать штук на дороге не валяются. Если на четверых, по семь с половиной косарей выходит.
– Точно! Я хату себе купить смогу! – обрадовался Витальев.
– Ну, так что, я звоню Боцману?
– Давай.
Опер достал из кармана сотовый телефон, набрал номер.
– Игорь Евгеньевич?.. – елейным голосом спросил он. – Здравствуйте, это старший лейтенант Синицын вас беспокоит… Я насчет человека, который Михея завалил… Да, он у нас… Нет, тридцать тысяч мало. Нас четверо, а тридцать на четверых плохо делится. Давайте сорок… Договорились!.. – просиял опер. – Только одно условие: труп закапывать не надо. Мы его найти должны. Чтобы потом дело закрыть, в связи со смертью обвиняемого… Ну, можно только голову…
Саня понял, о каком трупе идет речь, и ему стало не по себе. Это его тело должно быть оставлено ментам, чтобы можно было закрыть уголовное дело по убийству Михеева. Боцман предлагает только голову, и опер с ним соглашается. Кошмар какой-то!..
– Тогда договорились… Куда труп подвезти?.. Ну, в смысле пока еще не труп… Хорошо. Доставку гарантируем. До связи!
Синицын сунул трубку в карман и обратился к своему шефу:
– Боцман ждет. За сорок штук договорился.
– Деньги – это хорошо, – покачал головой Витальев. – Но истина дороже… Муравьев, ты хоть понял, в каком ты дерьме?
Саня все понимал. Ему бы слезу пустить, покаяться, вымолить пощаду, но подлость ментов разозлила его так, что даже мученическая смерть стала не страшна.
– И что я должен делать? – сквозь зубы спросил он.
– Во всем признаться.
– Кому? Вам? Ментам позорным?! Думаешь, я пощады просить буду? Да вы хуже чеченов! А я перед чеченами пощады просить не собирался! Пусть лучше на части порежут, чем такое, понял? Менты позорные! Ублюдки подколодные!
– Что, не будешь признаваться?