Братство обреченных
Шрифт:
— Рассказывай, как убивал. Начинай с начала…
— Но я не знаю.
— Что-о? — угрожающе пророкотал милицейский начальник.
— Не помню, — поспешно поправился Геннадий. — Год прошел.
— Я помогу. Ты завидовал Шилкину. Он своей машиной все уши тебе прожужжал. Так?
— Да.
— Хрен на. Продолжай.
— Я завидовал Шилкину. Я хотел его убить.
— Зачем?
— Как — зачем? — Геннадий посмотрел на сышика.
— Ты дурку не корчи! — воскликнул полковник милиции. — Ты ограбить его хотел.
— Да. Так все и было.
— Я ли это должен все рассказывать, а?
— Нет.
— А кто?
— Я.
— Правильно. Говори. Или клещами из тебя тянуть? Я там не был. А вот ты был. Рассказывай.
— Мы вышли вместе с Шилкиным. Встретились в парке с сослуживцами. Поговорили. Потом сели в автобус…
Куравлев говорил и мысленно переносился в тот день. Он снова ехал в переполненном транспорте вместе с Сережей. Между ними вклинилось несколько человек. Геннадий изредка посматривал на товарища и чувствовал… Нет, не может быть! Неужели действительно чувствовал, как карман оттягивает пистолет.
— Он вышел на своей остановке.
— А ты?
— И я вышел.
— Так вы вместе, что ли, вышли?
— Да.
— И вместе в квартиру зашли. — Голос сыщика звучал недовольно. — А потом он сразу разделся, и тут ты его — бах — убил? Что ты лапшу тут вешаешь?! Правду говори!
— Я… я плохо помню…
— Что ты плохо помнишь, что вышел на следующей остановке? Как она называется?
— «Улица Новая».
— Дальше. Ну, говори дальше. Бегом или быстрым шагом дошел до дома Шилкина. Поднялся наверх. Позвонил в дверь.
— Поднялся. Позвонил, — на автомате повторил Куравлев.
— Кто открыл, сам Шилкин?
— Да.
— Что было дальше? Он сразу тебя пропустил или спросил что?
— Спросил: «Тебе чего?» — Геннадий вспомнил фразу из сна. Теперь он уже и сам почти поверил, что то был не сон. — Удивился.
— Ты сразу начал стрелять?
— Да, сразу.
— Потом?
— Потом я зашел в квартиру. — Курилов стал рассказывать свой сон. Зачем его скрывать, когда они и так его знают. — Мне навстречу выбежали девочки. Я стал стрелять в них. Там все плыло перед глазами. Я плохо помню, что дальше было.
— Расскажи, кто где лежал?
— Шилкин в коридоре. Жена на кухне.
— Что ты еще запомнил? Может быть, в глаза что-то бросилось?
— Потом говорили, что рыба в мойке размораживалась…
— Кто говорил?
— Не помню. Кто-то в конторе нашей…
— Это тебе кто-то сказал или ты сам видел?
Геннадий представил залитую кровью кухню Шилкиных. Мысленно перевел взгляд на стол, где лежали разделочные доски. Ножи воткнуты в подставку. А в раковине белая спинка
Это было настолько реальным, что Геннадий выдохнул:
— Сам. Наверное, сам.
После этих слов полковник милиции весь обмяк и расслабился. Он достал сигарету из пачки, предложенной Куравлеву, и закурил.
— Вот видишь, не так трудно говорить правду, — сказал сыщик мирным тоном. — Сейчас ты все это, без подсказки, расскажешь под протокол следователю Финикову. Ты помнишь, где кто лежал в квартире?
— Смутно.
— Запоминай. — Сыщик пересказал в подробностях, как лежали тела. — Не перепутай ничего. Ну, пока.
В кабинете остались только Фиников и майор из военной прокуратуры. Остальные вышли. Зато к следователям присоединился капитан милиции с видеокамерой.
— Ну, поехали, — сказал Фиников и стал записывать.
Глава 3
Андрей Ветров хотел поговорить подольше. Он не спросил и половины того, что желал узнать. Но Трегубец вдруг начал суетиться и посматривать на часы.
— Время: нам пора, — несколько раз говорил он журналисту.
— Сейчас-сейчас. Еще только один вопрос, — отвечал Андрей и продолжал беседу.
Временами Трегубец и сам подключался к разговору.
— Если не ты, почему же признался? — сердито спрашивал он.
— Испугался. Не за себя — за жизнь жены и детей. Мне же угрожали. — В голосе осужденного не было ни тени эмоций («Ни кровинки», — как отметил про себя Ветров).
— А сейчас почему не боишься? Нелогично как-то получается… — скептически бросил офицер.
«Что ты лезешь в наш разговор, мужик? — мысленно обругал подполковника Ветров. — Ты с ним в любой момент можешь поговорить. Не мешай работать!» Но вслух препираться не стал.
— Вы часто стреляли на службе? — поинтересовался Андрей, игнорируя красноречивые жесты подполковника, что, мол, пора закругляться.
— Нет, вообще не приходилось. Мы же только наблюдали за объектом, ничего больше…
— Я имел в виду учебные стрельбы. Они были у вас?
— Пару раз в год выезжали за город. Ведь служебным стрельбищем мы не имели права пользоваться: были негласным составом. Так… находили укромное местечко и палили по консервным банкам.
— Табельное оружие было у каждого?
— Да. Но мы его не видели. Оно хранилось в сейфе в управлении. А на конспиративной квартире только один пистолет и был — у дежурного.
— То есть тот, который украли?
— Да.
— Все. Пора заканчивать, — нетерпеливо сказал Трегубец.
— Минутку, — попросил Ветров. Но подполковник на этот раз не поддался. Жестом он приказал увести заключенного. Конвойные отцепили Куравлева от табуретки и согнули его в три погибели. А руки заломили вверх. Как потом узнал Ветров, эта поза называлась «низко летящая ласточка».