Братство обреченных
Шрифт:
Единственные, кто носил здесь форму, — это дежурный и помощник дежурного. У них был черный кант и эмблемы военных строителей. Остальные сотрудники — серые мужчины в гражданском с незапоминающимися лицами.
— Сколько нам сидеть? — спросил Куравлев у Шилкина, когда они вошли в свой кабинет.
— Еще часа полтора.
«Только бы не начал про машину», — подумал Куравлев. Вдруг ему показалось, что в Шилкине что-то не так. Что именно — он не мог понять. Просто было какое-то нарушение в линиях тела, в красках вокруг. Если бы Куравлев нарисовал
До службы в конторе у каждого из этих людей был свой, особый путь. Но когда дорожки сошлись, люди вдруг стали неуловимо похожими друг на друга. А судьбы как будто писаны под копирку. Взять тех же Шилкина и Куравлева. Они — ровесники. Женились в один год. У них родились дети-погодки. Только у Шилкина две дочки, у Куравлева — сын и дочь. Оба жили в двухкомнатных квартирах и стояли в очереди на улучшение. Они были старшими лейтенантами, занимали одинаковые должности, сидели за одним столом. Делили один сейф на двоих. У Шилкина верхнее отделение, у Куравлева, соответственно, нижнее.
Почему так произошло? Что соединило этих людей? Кто знает. Вот только Шилкин в последнее время собирался покупать машину. А Куравлев — нет. Может, тем самым один из них разрывал невидимую связь?
Да ну, ерунда какая. Не забивай голову, уважаемый читатель. Поехали дальше.
Около пяти вечера они расписались в журнале у дежурного и вышли на улицу. По пути зашли в магазин «Три ступеньки». Продавщица, скучавшая на табуретке, завидев мужчин, встрепенулась и закричала:
— Тамара Валерьевна, ребята пришли!
Из подсобки вышла заведующая.
— Ребят, когда у вас в конторе сезон отпусков? — поинтересовалась она.
Шилкин и Куравлев озадаченно переглянулись. Конторой на своем сленге они называли и ФСБ в целом, и суперсекретное подразделение, в котором служили. Но о том положено было знать лишь узкому кругу посвященных. Ведь Шилкин и Куравлев были негласным аппаратом. Очередные звездочки получали совершенно секретными приказами.
— А почему вы, собственно, интересуетесь? — осторожно спросил Шилкин, прикидывая в уме, что делать с этой теткой. Сразу повязать или доложить начальству?
— Я к тому, — ответила заведующая, — что мне нужно решить, сколько водки заказывать на следующий месяц.
У бойцов невидимого фронта отлегло от сердца.
— Да какая разница, — добродушно ответил Куравлев. — Заказывайте, как обычно.
В задушевном разговоре они выяснили, что неприметные мужчины в штатском давали этому магазинчику семьдесят процентов выручки от спиртного.
— Примелькались мы здесь, — произнес Шилкин, когда они вышли на улицу.
— Что делать, работа у нас напряженная, вот и ходим за пивом куда поближе, — философски заметил Куравлев. — У тебя есть
В сквере возле дома Советов (так звали по старинке администрацию губернатора) встретили двух сослуживцев. Те сидели на лавочке и тоже пили пиво.
— Вы все еще здесь? — с улыбкой спросил у них Шилкин. — На фига мы там за всех отдувались, если вы все равно никуда не спешите?
— А мы решили не дать себе засохнуть, — ответил полковник Тюничев, один из сидевших на лавочке.
— Имидж ничто, жажда все, — с хмельной веселостью поддержал его другой офицер.
Рекламный слоган газировки так въелся в кровь, что с него начиналась каждая пьянка.
Разговор незаметно вновь переключился на будущую машину Шилкина, и Куравлев стал тяготиться компанией. В этот прекрасный день ему хотелось думать и говорить о вечном.
«Как они могут болтать о таких пустяках? — недоумевал он. — Ведь такое прозрачное небо. По нему плывут облака-барашки. Ветерок ласковый. Наконец-то закончилась зима». Он удивлялся, зачем вообще о чем-то говорить, когда надо просто впитывать этот мир.
— А ты что молчишь, Гена? — спросил Тюничев у Куравлева. — Ты же бывший танкист, в технике должен шарить.
— Так я начинаю шарить только после второй бутылки, — Геннадий улыбнулся и показал пустой сосуд, — меня из-за этого и выгнали.
— Хорошая мысль: еще по бутылочке?
Когда пришла пора прощаться, Шилкин пожал всем руки и предложил Куравлеву:
— Гена, поехали со мной за компанию.
— Поехали, — согласился Куравлев, хотя ему было неудобно ехать одним автобусом с Шилкиным.
Позднее ему не раз задавали этот вопрос: зачем он поехал? Остановка, на которой останавливался этот номер, была далеко от дома: пешком минут пятнадцать. Имелся другой автобус, но тот уже Шилкину никак не подходил.
«Зачем поехал вместе с ним?» — спрашивал сам себя и Куравлев.
Да за компанию…
…Он пришел домой в семь часов.
— Ты что такой странный? — спросила жена.
— Да так, устал что-то. Был тяжелый день.
Когда детей уложили спать, Геннадий с женой сели в зале перед телевизором.
— Что будем смотреть: «Начальник Камчатки» или «Спортлото-82»? — спросил Геннадий, изучая телепрограмму. — Идут по разным каналам в одно время.
— Выбери сам, дорогой, — ласково ответила жена, прикрывая зевающий рот ладошкой.
Куравлев подумал, что когда-то он желал эту женщину больше всего в жизни, и она его, судя по всему, тоже. А сейчас даже как-то неудобно заводить разговор о сексе. Все-таки за день устали очень. Да и дети за стенкой спят.
— Давай комедию, — сказал он.
— Давай, — согласилась она.
Но как только главные герои фильма добрались до юга, в квартиру Куравлевых позвонили.