Братство талисмана
Шрифт:
– Сэр, – заметила Диана, – вы забываете, что Вольферт – мой родственник.
– Да, – согласился Кутберт, – я опять забыл и заболтался. Похоже, я многое стал забывать.
Он показал большим пальцем на Диану и сказал Дункану:
– Все правильно. Она из племени колдунов, хотя ты, наверное, об этом уже знаешь. Она наверняка сказала.
– Да, говорила, – ответил Дункан.
Колдун притих на подушках и, казалось, кончил разговор, но вдруг снова зашевелился.
– Да, Вольферт. Он был мне как брат, но когда выносилось решение, я принял сторону других.
Он помолчал и продолжал:
– Высокомерие.
– Вы в этом уверены? – Спросила Диана.
– Уверен, милая. Вероятно, небольшая сила в нем была. Он уверял, что с этим дурацким талисманом он может выступить против орды зла, и это, конечно, было чистым безумием. Ограниченная сила была, но и только, и уж конечно она была ничто против зла.
– Почему вы никогда не говорили мне об этом? – Спросила Диана.
– Вы же знали, что я искала сведения о Вольферте и надеялась найти талисман.
– Зачем было причинять тебе боль? Я и сейчас не собирался говорить об этом, просто это вылетело у меня из-за моей глупости и слабости. Я бы не стал говорить, потому что знаю, как ты предана ему, вернее, его памяти, потому что он наверняка уже умер. Надо думать, ты говорила мне об этом.
– Сто раз говорила. Я нашла место, где он похоронен. В деревне за холмами… В последние годы жизни он слыл там святым. Если бы в деревне узнали, что он колдун, они выгнали бы его.
Старческие глаза затуманились. По щекам покатились слезы. Колдун махнул рукой.
– Оставьте меня теперь. Идите. Оставьте меня с моей скорбью.
Глава 22.
Дункан задумался над своей проблемой, которая была для него очень неприятна.
Таких проблем у него еще не бывало, потому что он по своей натуре не следовал курсу, ведущему к ним. Всю жизнь он был искренен и правдив, говорил только то, что действительно думал, не утаивал правды, не говорил лжи. А то, что он сделал сейчас, было хуже, чем ложь. Это было бесчестно.
Амулет не принадлежал ему. Он принадлежал Диане, и все фибры души Дункана кричали, что он должен вернуть талисман ей. А он, Дункан, ничего не сказал о том, что талиман у него, и, глядя на него, члены его отряда тоже ничего не сказали.
Кутберт говорил, что талисман почти не имеет силы. Однако Вольферт, прапрадед Дианы, предпочел быть изгнанным с конгресса колдунов, но не признать талисман бессильным.
Именно из-за навязчивого чувства, почти уверенности в потенциальной мощи талисмана Дункан и сделал то, что сделал.
Даже если в талисмане есть какая-нибудь сила, дающая минимальную защиту, он нужнее Дункану, чем кому-либо другому, не для себя,
Не ради себя он стал бесчестным. Там, в Стендиш Хаузе, его преосвященство говорил, что в этом манускрипте заложена величайшая – и, может быть, единственная надежда человечества. Если это правда, а Дункан в этом не сомневался, тогда бесчестие – небольшая цена за то, что записи неизвестного последователя Иисуса будут переданы в руки ученого.
Но все-таки Дункану было неприятно. Он чувствовал себя замаранным грязью обмана, укрывательства, воровства.
Правильно ли он поступил? Граница между правильным и неправильным была затенена, запятнана, и он не видел ее. Он всегда инстинктивно знал, что правильно, а что – нет, и все было чисто и отчетливо видно. Но тогда он имел дело с простыми решениями, не имевшими осложняющих обстоятельств, а здесь они были.
Он сидел внизу каменной лестницы, ведущей к дверям замка. Перед ним растилалась зелень парка. Вокруг были каменные скамьи, фонтаны, розовые кусты, цветущие клумбы, деревья с пышными кронами.
«Красивое место, – подумал Дункан, – но не природной, а искусственной красотой, созданой не обычными людьми, как в других замках и парках, а колдовством конгресса знающих и умелых.» Здесь был мир и покой, какие, казалось бы, не свойственны колдовству. Впрочем, почему?
Ведь колдуны не обязательно должны быть злыми, хотя бывали такие, что поворачивали свои знания во зло. «Искушение делать зло, – думал Дункан, – всегда преследовало людей, обладавших такой большой силой, однако зло не было им присуще. Лишь очень немногие поворачивали ко злу. Может, колдунов считали злыми только из-за их громадных знаний. Люди, как правило, смотрят с подозрением и недоверием на тех, кто имеет великую силу и знание, на все то, чего не понимают, а знания колдунов были, конечно, за пределами понимания остального человечества.»
У ограды из стоячих камней Конрад играл с Тайни, бросая палку, и Тайни с восторгом бежал за ней и приносил обратно.
Это как-то даже не вязалось с характером боевого пса. Дэниел и Бьюти стояли в стороне и наблюдали за игрой. Дункану казалось, что Дэниел смотрит неодобрительно, а Бьюти вроде и сама охотно побежала бы за палкой, если бы Конрад играл с нею.
Недалеко от Дэниела и Бьюти лежал грифон, по кошачьи обернув вокруг тела длинный шиповатый хвост и подняв голову.
Дункан услышал шорох позади и оглянулся. С лестницы спускалась Диана, но какая Диана! На ней было тонкое облегающее платье до пят, с поясом. Ее огненные волосы резко выделялись на светло-зеленой ткани.
Дункан вскочил.
– Миледи, вы прекрасны и очаровательны.
Она улыбнулась.
– Благодарю вас, сэр. Кто, я вас спрашиваю, может быть красив в кожаных штанах?
– Даже в них вы излучали очарование. Но в этом платье… У меня нет слов.
– Не часто бывает, чтобы я одевалась таким образом или имела причины для этого. Но раз в доме гости…
Она села на ступеньку, и он сел рядом с ней.
– Я смотрел, как Конрад играет с Тайни.
– Они хорошая пара. Вы давно их знаете?