Братва: Век свободы не видать
Шрифт:
– Да ничего особенного, любезнейший, – пояснил я, доброжелательно ему улыбнувшись. – Где пояс с золотишком, что вы сняли с убиенного Романа Борисовича? Советую сообщить, куда заховали, пока господин Цепелев не занервничал. Учтите: когда он нервничает, то впадает в агрессивное состояние, и тогда за ваше драгоценное здоровье я уже не смогу дать и ломаного гроша.
– Гарантия! – поддакнул соратник, вперив в клиента свои замороженные небесно-лучистые глаза профессионального костолома.
– Что с моим братом? – некультурно
– Он пока без сознания. Скоро очнется, – поспешил я слегка успокоить Рафаила, так как известие, что Ашот уже переместился в лучший из миров могло его сильно расстроить, и дальнейший разговор с ним стал бы наверняка бесперспективен. Ведь некоторые братья очень привязаны друг к дружке, как мне неоднократно приходилось наблюдать в повседневной жизни. Следовало по-умному учитывать сей весьма достоверный факт.
– Ни о каком золоте ничего не знаю, – заявил упрямец, демонстративно от меня отворачиваясь.
– Евген, позволь мне децал побазарить с гадом, – вмешался нетерпеливый подручный, сжимая свои кувалдообразные кулаки.
– Успеется. Терпеть не могу проявлений излишней жестокости, – усмехнулся я, доводя личную жизненную установку до Цыпы. – Поднимись-ка лучше в рулевую рубку. У меня крепкое предчувствие, что Рафаил загасил драгоценный груз именно там. А коли шмон не даст позитивного результата, тогда и побеседуешь с клиентом в своем обычном душеспасительном режиме. Душевышибательном, точнее.
Когда кроссовки Цыпы тяжело затопали по лестнице на палубу, я снова продолжил допрос:
– Кстати, Рафаил Вазгенович, а где доставленная Ашотом валюта? Вы в курсе? Пятнадцать тысяч баксов имею в виду.
– Сами у него спросите, – глухо буркнул этот упрямистый тип. – Почему он все еще не очнулся?
– При падении Ашот случайно ударился о пол затылком, – кротко и терпеливо пояснил я ситуацию. – Видимо, получил сильное сотрясение мозга. Слегка не повезло бедолаге. Бывает, дело житейское. Оклемается через некоторое время, не переживайте по пустякам.
Последние слова я, конечно, брякнул совершенно зря – Рафаил буквально так и взвился, припадочно побагровев лицом.
– По пустякам?!! Ашоту срочно необходима врачебная помощь! Как вы не понимаете?!
– Все понимаю, дорогой Рафаил, успокойтесь, пожалуйста, – устало вздохнул я, мягким толчком ладони возвращая его обратно на табуретку. – Когда Ашота осмотрит больничный травматолог, зависит исключительно от вас. Так что не тяните резину и отвечайте на интересующие нас вопросы. Лады?
– Хорошо, спрашивайте, – решившись, кивнул Рафаил, предварительно испепелив меня взглядом.
Довольно несдержанны все же армяне в своих эмоциях. Должно быть, это из-за их вспыльчивой азиатской крови происходит. Впрочем, надо признать: на личном жизненном пути мне диаметрально противоположные по характеру армяне попадались.
– Отлично! Где валюта и золото?
– Их сейчас принесет ваш бандитский приятель, все в рубке под сиденьем рулевого лежит. Что еще?
– Совсем немного, – подбодрил я излишне нервного собеседника. – Зачем вы хотели меня подставить?
– В каком смысле? – Рафаил прекратил наконец поедать меня своими жгучими фальшивыми «агатами», в глазах явственно проявилось теперь затравленное выражение, что выглядело даже слегка забавно.
– Убийство несчастного Романа Борисовича имею в виду. Некрасиво, знаете ли, сваливать собственное преступление на невинного человека. Весьма неэтично.
Отвечать милейший Рафаил Вазгенович явно не спешил, да я и не настаивал на ответе. Он мне уже известен, и вопрос являлся чисто риторическим, в натуре.
Цыпа буквально скатился с лестницы, радостно сияя физиономией.
– Нашел, Евген! – пыжась от самодовольства, громко сообщил он, брякнув на стол тяжелый кожаный пояс и упитанный брикетик стодолларовых купюр, перетянутых желтой резинкой.
– Ты прямо как известный старинный ученый выражаешься, – усмехнулся я, взвешивая пояс с драгоценными слитками в руке. – Кажется, десять кило. Верно, Рафаил Вазгенович?
Тот молча кивнул, стараясь не встречаться со мною взглядом. Это не позднее раскаяние, ясно, а просто проявление банального животного страха. Мне даже стало немного жаль Рафаила в глубинах души.
Чтобы дать ему время чуток прийти в себя и освоиться с отчаянно-печальной для него мыслью о моей полной осведомленности, я отошел к иллюминатору.
На непроницаемо черную воду падала с неба зыбкая серебряная дорожка, словно указывая таинственный путь в неведомое. Этот таинственный вид затронул в душе какие-то нежные струнки, мне даже захотелось тут же совершить что-нибудь доброе и красивое. Я повернулся к столу:
– Знаете что, Рафаил Вазгенович, ежели желаете, то можете поужинать напоследок. Одну руку я вам отвяжу. Говядина еще не остыла, по-моему.
– Да пошел ты, хряк моржовый! – прорычал тот, неприлично брызгая слюной и бешено вращая глазами, будто я предложил что-то дико несусветное. Явно не оценил, козел, моего благородного порыва скрасить последние его минуты на этом свете. Давно уж я заметил, что люди в большинстве своем наглые неблагодарные животные, но Рафаил Вазгенович побил все рекорды скотства. Плюнул прямо мне в душу, можно сказать.
Я ненадолго задумался. Нет, о такой разновидности, как «хряк моржовый», мне ни в одной научно-популярной брошюрке читать ранее не приходилось. Тут Рафаил наверняка что-то напутал. Может, он хотел сказать «хрен моржовый»? Но что-либо уточнять у нахала я посчитал сильно ниже своего достоинства. Западло то бишь.