Братва: Век свободы не видать
Шрифт:
– Почему не предупредил, что заявишься с гостями? – вполне спокойным полушепотом поинтересовался хозяин парусной лоханки у брата.
– Не переживайте, любезнейший Ашот, – счел я нужным вмешаться в базар. – К этому нет оснований. Мы с господином Цепелевым отнимем у вас самый минимум времени. Обещаю: когда мы покинем ваш гостеприимный корабль, у вас не останется ни единой к нам претензии аль дурной мысли.
Упоминать о том, что и хорошей мысли в его кудлатой башке тоже не будет, я посчитал совершенно излишним.
Покойники, как известно, не думают и даже не потеют.
– А я ни о чем
– Ничего страшного, любезнейший. Господин Цепелев и я уже плотно отужинали на берегу. Нас не трапеза интересует, а ночная морская прогулка. Обожаем, знаете ли, звезды, море и лунную дорожку. Сразу ощущается единение с матушкой-природой. Мы ведь романтики по натуре. Сумеете сейчас выйти в море на часок-другой?
– Пара пустяков.
– Вот и ладушки! Пока дорогой Рафаил будет гостеприимно показывать нам ваше замечательное парусное судно, вы отчальте, пожалуйста. Далеко от берега отходить не стоит. Вполне достаточно и одного километра. Легкий ужин в открытом морском пространстве – моя давняя мечта. С самого раннего детства, можно сказать.
– Хорошо, сейчас она осуществится, – сказал Ашот, втаскивая трап на яхту. – Рафик, покажи уважаемым гостям кают-компанию, машинное отделение и камбуз. Потом можете подняться ко мне в рубку.
Каюту осмотреть я согласился, а от экскурсии в машинное отделение категорически отказался. Выглядеть масляно-чумазым механиком и ароматизировать бензиново-солярным духом мне было вовсе не в кайф, в натуре.
Когда мы втроем спустились по короткой крутой лестнице в кают-компанию, где-то в чреве судна надсадно затарахтел двигатель, гулко отплевываясь газовыми выхлопами. Корпус яхты слегка завибрировал, и я понял, что мы медленно отходим от причала.
Меблировка каюты не представляла собой образец роскоши: железная кровать, привинченная к полу, овальный пластиковый стол в обрамлении табуретов – вот и вся скудная обстановка помещения. Ни одной картины на стенах не имелось, впрочем, можно было любоваться живым пейзажем в объемный круглый иллюминатор. И то вперед, как говорится.
На безрыбье и рак рыба то бишь.
Рафаил под предлогом помощи брату ненадолго слинял наверх и вернулся в каюту уже без своего «беременного» живота.
Неожиданно мотор простудно зачихал и заглох, яхта некоторое время продолжала плыть по инерции, но вскоре остановилась, приятно покачиваясь на волнах, словно огромная детская люлька под заботливой материнской рукой.
Появился хмурый Ашот, вполголоса чертыхаясь по-армянски.
– Опять двигатель забастовал, – пояснил он. – Стал почему-то слишком быстро перегреваться. Надо будет капитальный ремонт ему задать. Дороговато обойдется, конечно, но альтернативы нет – под парусом до Сухуми полмесяца пилить придется. А время – деньги.
– В цвет говоришь, приятель. Время – деньги, и когда видишь деньги – не теряй времени! – слегка съюморил не удержавшись. – Ладушки. Далеко от берега отошли?
– Вполне достаточно. Семь-девять кабельтовых, не меньше.
– А это сколько в метрах? –
– Приблизительно полтора километра, – издевательски ухмыльнулся над моей неосведомленностью в морских мерах длины Ашот.
Я искренне порадовался в глубинах души такой наглости – теперь у меня появился повод чувствовать к Ашоту некоторую неприязнь, что очень важно в нашей работе. Приговаривать к смерти совершенно безразличного тебе человека, признаться, всегда труднее. Специфика, никуда от нее не денешься.
Зря, как выяснилось, сетовал хозяин судна по поводу нехватки пищи. Кастрюли вареного мяса, приправленного лапшой, хватило на четыре полные тарелки. Из напитков присутствовали две бутылки красного сухого «Каберне». Небогатый, ясно, стол, но вполне калорийно-питательный. В пище я непривередлив. Обычно довольствуюсь тем, что Бог послал.
Когда братья расслабились, всецело отдавшись чревоугодию, я подмигнул Цыпленку:
– Делай, как я! – и резанул ребром ладони по кадыку сидевшего рядом Ашота. Всегда предпочитаю ювелирно бить по сонной шейной артерии, но сейчас угол удара был неподходящим, и пришлось воспользоваться простейше-грубым приемом отключки клиента.
Цыпа дисциплинированно последовал моему примеру, показав отличную реакцию – после его удара кулаком по мозжечку Рафаила тот бесчувственным кулем свалился с табурета на пол рядом со своим подельником.
– Что теперь? – деловито спросил молодой соратник, удовлетворенно обозревая дело наших рук.
– Пока не очнулись, надо братьев связать. Используй их же поясные ремни. Слишком здоровые мужики, чтоб с ними без надежной страховки беседовать.
Подручный быстро и ловко справился с поручением, крепко стянув ремнями руки клиентов за спиною, после чего усадил на табуреты все еще бессознательных братьев, привалив их к столу для равновесия.
– Евген, по-моему, Ашот уже не дышит. – Цыпа как-то виновато глянул мне в глаза, словно это он был ответствен за такой фатальный исход.
Осмотрев тело, я даже огорчился – соратник оказался прав. Видимо, не рассчитав силу удара, я чуток перестарался, перебив дыхательные пути. Впрочем, особенно переживать не стоило – все одно Ашоту путевка «в Сочи» была заказана уже на ближайшие минуты. А побазарить по душам и с одним Рафаилом можно вполне. Совершенно достаточно то бишь.
Воспользовавшись тем, что Рафаил находился в неподвижной отключке, я проштамповал отпечатки его пальцев на стеклянной трубочке с остатками цианита и осторожно-аккуратно запаковал ее для гарантии сохранения вещдока в полиэтиленовый мешочек.
Наконец Рафаил Вазгенович начал подавать слабые признаки жизни. Сперва у него дрогнули веки, затем он протяжно вздохнул и открыл затуманенные глаза.
– Как вы нас перепугали, милейший! – посетовал я, закуривая. – Чуть что – сразу в обморок норовите грохнуться. Вы же не кисейная барышня, в натуре! Надо уметь по-мужски держать себя в руках, коли занимаетесь столь тяжким промыслом. Незаконные операции с валютой и «рыжьем» имею в виду.
– Что все это значит, Евгений Михайлович? – враз охрипшим голосом вопросил Рафаил, безуспешно пытаясь освободить руки от кожаных пут.