Братва. Пощады не будет
Шрифт:
– Очень просто, – я вынул из секретера загодя приготовленную долларовую пачку и кинул на колени капитану. Тот рефлекторно сомкнул колени, и денежная пачка, зажатая между ног, стала напоминать детородный орган. Правда, какой-то плоский и странного грязно-зеленого цвета. Я чуть было не расхохотался.
– Баксы твои, если сумеем договориться и прийти к общему взаимовыгодному знаменателю...
– Серьезная сумма! – Пилипчук неуверенно повертел в руках пресс пятидесятидолларовых банкнот, явно борясь с жгучим желанием сразу сунуть «зелень» себе в карман. – И что ты за нее потребуешь? Дважды умереть и только один раз воскреснуть?
–
Пилипчук какое-то время таращился на меня, хлопая глазами, затем пробурчал:
– Не крути динамо, Монах! Завязывай темнить! В чем конкретная суть?
Я подробно, в деталях изложил предстоящее дело и под конец инструктажа придвинул по столу к капитану тонкий бумажный квадратик.
– Билет в музкомедию на вечер... Подписываешься?
Пилипчук полностью оправдал мои надежды – без лишних слов сгреб билет и сунул вместе с американской пачкой себе в карман.
– Вот и ладушки! – похвалил я. – Теперь сможешь не только видеодвойку своей благоверной купить, но и спальный гарнитур из орехового дерева. К тому ж еще и героем прослывешь! Ну скажи, разве я не натуральный Санта-Клаус? Буквально засыпал твою скромную особу знатно-щедрыми презентами!
– Ага! – кивнул инспектор, не спуская с меня прищуренного взгляда. – Но подарочки твои, Монах, имеют одну неприятную особенность – все ладаном попахивают!..
– А идеала вообще в природе не существует, – нашелся я. – В любой бочке меда при желании легко можно отыскать ложку-другую дегтя... Такова реалия жизни. Не желаешь ее французским коньячком подсластить? Для поднятия тонуса?
– Нет. Надо в театре трезвым как стеклышко быть. Дело ответственное шибко.
– Правильно мыслишь! – поддержал я вынужденную трезвость инспектора. – Кстати, надеюсь, ты в штатском прикиде на культурное мероприятие заявишься?
– Ясное дело! Мог бы и не предупреждать, – кисло скривил свои тонкие губы капитан. – Соображаю, что к чему! Не кретин, поди!
– Вот и ладушки, предусмотрительный ты мой! – усмехнулся я. – Тогда до вечера разбегаемся. Увидимся на оперетке!
Заперев за капитаном входную дверь, я ненадолго задумался, прислонившись к вешалке. Не прокололся ли в расчетах? Сумеет ли Пилипчук сварганить дельце как надо – без сучка и задоринки? Признаться, хохлы никогда не внушали мне особого доверия. Подозрительная нация, себе на уме. Но уж слишком заманчиво было привлечь к акции именно мента – все карты в моем вечернем пасьянсе лягут тогда идеально-убедительно для всех. Ладно, черт не выдаст, свинья не съест! Понадеемся на воровской фарт, который всегда на стороне мудро-продуманных личностей. На моей стороне то бишь.
Успокоенный этим не слишком скромным соображением, я вернулся в гостиную и продолжил подготовительную работу к сегодняшнему культпоходу в святилище Мельпомены.
Первым делом извлек на свет Божий из стенного платяного шкафа аккуратно-небольшой кожаный чемоданчик-«дипломат». Положив его на журнальный столик, щелкнул замками и откинул крышку. В пенопластовых гнездах чемоданчика матово поблескивали вороненые части короткоствольной винтовки Мосина. Чтобы их собрать в единое
Из того же шкафа снял с вешалки чешский офицерский бронежилет, купленный мною давеча специально для сегодняшнего мероприятия. Конечно, значительно надежней было бы использовать солдатский шестнадцатикилограммовый, а не эту трехкилограммовую «игрушку». Но солдатский при всем желании под пиджаком не скроешь.
Повесив броник на спинку кресла, надел на него сверху белую котоновую рубашку и прошел с винтовкой в другой конец комнаты. Следовало подальше удалиться от цели, чтоб не попали на рубашку после выстрела предательские пороховые сегменты, ясно свидетельствующие, что палили не с приличного расстояния, а практически в упор.
Уже прицелившись в собственную свеженовенькую сорочку, в последний момент передумал и опустил ствол. Конечно, глушитель подавит в себе около пятидесяти процентов убойной силы заряда, но и в этом случае пуля вполне может проделать в легком бронежилете сквозное отверстие. А это в мой план никак не вписывалось. Лучше подстраховаться от греха.
Передернув затвором, выщелкнул патрон на ковер. Осторожно раскачав пулю пальцами, отделил ее от гильзы. Ополовинив пороховой заряд, успокоился и вернул конусообразный медный «птенчик смерти» назад в «гнездо».
Винтовка натужно «кашлянула», и моя замечательная импортная рубашка приобрела посередине «спины» весьма некрасивый дефект в виде рваной дырки. Ничего не попишешь – искусство требует жертв. Зато, к моему искреннему облегчению, если не радости, бронежилет остался практически цел. Урезанная пороховая энергия обессилила пулю, и та плотно увязла в многослойном пластике бронежилета, не сумев его прошибить. Что мне и требовалось.
Теперь предстояло самое основное и малоприятное – обзавестись необходимым наглядным доказательством в виде синяка. Сначала хотел сварганить просто и действенно – присобачить лейкопластырем марганцовую примочку на спину, но вовремя одумался. Марганец сделает лишь ожог, и если на него глянет профессиональный эксперт-криминалист, то вмиг обнаружит грубую подделку кровоподтека. Нет, надо, чтоб все было по уму и выглядело убедительно-натурально.
Вычислив по расположению дырки на рубашке нужный мне участок тела, я прислонился спиною к дверному косяку и стал старательно о него тереться, как косолапый мишка об осину чешется. Со стороны мое ерзанье смотрелось, наверное, до ужаса смехотворно. Но я успокоил себя трезвым соображением, что здесь мною любоваться некому. Косяк оказался малоэффективен, и я переключился на острую дверную ручку. Понадобилось приличное время, пока смог прекратить это натуральное самоистязание. Но и результат был налицо – точнее, на спине – багровый синяк расплылся под моей правой лопаткой, как крупная клякса из пролившейся чернильницы. Ладушки. Теперь можно наконец и одеться. В комнате, несмотря на лето, было довольно-таки прохладно, так как балконную дверь я почти никогда не закрываю. Постоянный приток свежего воздуха благотворно сказывается на жизнедеятельности организма. А тело в моей профессии тоже является оружием, которое рачительный хозяин всегда должен держать в отличном, боеспособном состоянии.