Братва. Пощады не будет
Шрифт:
И все-таки врожденное чувство ответственной предусмотрительности, свойственное тонким личностям, не позволило мне полностью расслабиться. Поэтому я значительно больше интересовался поведением зрителей, чем любовными перипетиями английской учительницы Мэри Поппинс, происходившими на сцене. Чуть было даже не забыл сделать главное – снять с себя пиджак. Из-за жары якобы. Впрочем, оба соседа так были увлечены глупой опереткой, что не обратили на мой «стриптиз» никакого внимания. Да в этой желтой полутьме они и при всем желании не сумели бы разглядеть странную малосимпатичную
Когда первое действие театрального представления наконец закончилось и на сцену спустился занавес, я невольно весь напрягся, не спуская глаз с противоположной ложи. Медленно начал загораться верхний свет люстры, подводя последнюю черту под жизнью Шепота. Важно было вовремя засечь вспышки, так как на звук выстрелов рассчитывать не приходилось – глушитель у винтовки Мосина сработан по уму, почти как заводской.
Одновременно с первой вспышкой коротко вскрикнул Шепот, выпучив глаза и раззявив рот, словно удар под дых получил. После тут же последовавшего второго огненного выхлопа мой компаньон захрипел, схватился за грудь и стал заваливаться набок, судорожно елозя по паркетному полу каблуками своих черных лаковых туфель.
Больше ждать было нельзя. Неуклюже-резко вскочив с кресла, я будто случайно запнулся за столик и, не удержав равновесия, всей своей тяжестью обрушился на ошалевшего Юрия Николаевича, противно заверещавшего в моих объятиях, как недобитый заяц. Я не стал излишне долго «прессовать» перепуганного госдеятеля – слабо застонав, сполз с него на пол и обессиленно привалился к барьеру, тараща на Юрия Николаевича глаза, полные страдания и изумления. По крайней мере, я очень старался изобразить именно эти чувства.
Гулко отдаваясь под высокими сводами театра, загрохотали торопливые пистолетные выстрелы, так плотно слившиеся, что напоминали автоматную очередь. Всего я насчитал девять ударов «грома», что свидетельствовало о похвальной предусмотрительности капитана – дополнительно к обойме он загнал еще один патрон в ствол своего табельного «макара». Грамотно, ничего не скажешь.
Проявляя сильно запоздалый героизм, с пистолетом в руках в ложу ворвались два молодчика в синих костюмах. Телохранители явно не имели опыта в экстремальных ситуациях. Не зная, что предпринять сначала, они тупо переводили взгляды с сидячей статуи своего шефа и повисшего на подлокотнике кресла Шепота на мою скромную особу, валявшуюся у деревянного барьера.
Мне надоело находиться в глупой и неудобной позе потерпевшего. Поднявшись на ноги, отряхиваться не стал – нужды не было. Как смог только что убедиться, паркетный пол здесь являлся образцом девственной чистоты. По ходу, перед самым визитом знатного чиновника ложу тщательно пропылесосили и вымыли. Мысленно я вынес искреннюю благодарность театральной уборщице, а вслух сделал выволочку двум амбалам:
– Я бы вас к себе в кожаные затылки не взял! Чего замерзли?! Стреляли из ложи напротив – мухой проверьте, что почем! Ментов и «Скорую» вызовите по рации!
Синие «близнецы» повернулись к своему шефу, начисто игнорируя мои приказы. Чайки наглые.
– Выполняйте, – с трудом выговорил Юрий Иванович, выходя
Когда муниципальные сосунки, топоча своими тяжелыми ботинками, выбежали в коридор, я склонился над телом Шепота. И был весьма неприятно поражен – оно все еще продолжало дышать, будто это не в него только что всадили две крупнокалиберные винтовочные пули. Я быстро разобрался, в чем дело. Оба попадания были в грудь, а не в голову, как я рассчитывал. Полнейший кретинизм! А еще за профи Февраль канал! Вот будет фокус, коли Шепот возьмет да и выживет!
Словно подтверждая мои мрачные опасения, Гоша шевельнулся в кресле и открыл затуманенные глаза. Зрачки уже подернула прозрачная пленка – это визитная карточка с того света, но взгляд пока что оставался вполне осмысленным.
– Монах, спрячь Машеньку! – прохрипел Шепот, цепляясь окровавленными пальцами за мою левую руку и безуспешно пытаясь выпрямиться.
– Не шевелись, брат, и не переживай! Тебе это сейчас вредно! – Я высвободил запачканную ладонь из его ледяных клещей и добавил совершенно искренне: – С дочерью твоей все будет в порядке! Обещаю!
Должно быть, тревога о судьбе дочери была той единственной ниточкой, что удерживала Гошу на этом грешном свете. Успокоенный моими словами, он слабо благодарно улыбнулся и закатил глаза. В уголках губ лагерного приятеля появились обильные капельки крови – видно, у него были пробиты легкие. Так и отдал концы Шепот, улыбаясь. Красивая смерть, ничего не скажешь. Я даже позавидовал слегка где-то в глубинах души.
– Вы же опасно ранены! – услышал я обеспокоенный возглас за спиной.
Оглянувшись, увидел круглые глаза Юрия Николаевича, явно удивлявшегося моей невероятной живучести. Он, святая простота, даже руки вперед протянул, желая, по ходу, подхватить меня, когда я начну падать.
– Пустяки. На мне хороший бронежилет, как всегда. Ударило довольно сильно, но, чувствую, ранение не проникающее.
– Пуля, Евгений, предназначалась мне! – убежденно заявил бледный госдеятель. – А ты, дружище, меня заслонил, жизнь спас!
Из врожденной скромности я не стал с ним спорить, лишь обронил:
– Это вышло совершенно случайно, Юра. Не бери в голову.
– Как бы там ни было, а я твой должник по гроб жизни! – уже полностью обретя свой обычный самоуверенно-командный тон, сказал мой новый вельможный друг. – Обращайся в любое время суток! Я добро не забываю!
– Ладушки! – легко согласился я. – Буду иметь в виду, Юрий Николаевич!
– Никаких больше отчеств! Для тебя с сегодняшнего дня я просто Юра!
Этим нервным реверансам, боюсь, не было бы конца, но тут очень вовремя нарисовались телохранители. При своих «шестерках» Юрий Николаевич поспешил напялить на физиономию непроницаемо-высокомерное выражение.
– Оба террориста убиты наповал сотрудником милиции, случайно оказавшимся поблизости, – доложил шефу тот, что был с рацией. – Он остался охранять место происшествия до приезда своих коллег. «Скорая помощь» тоже уже выехала.