Братва. Пощады не будет

Монах Евгений

За пять часов непрерывного плавания их лодка проделала приличный путь, отдалившись от колонии-поселения Кундинка почти на сотню километров. Побег был незапланированный и потому плохо подготовленный. Еда, гражданская одежда и крайне необходимые документы у беглецов отсутствовали. Впрочем, одеты Ягода с Максом были не в черные лагерные робы, а чисто по-деревенски – в телогрейки и холщовые штаны, заправленные в стоптанные кирзачи. Обычная для поселенцев экипировка. Но любой, даже малограмотный, мент при встрече мигом определит в них лагерный контингент – у телогреек воротники были по-зоновски отпороты. С оружием также ощущалась напряженка.

Лишь у Ягоды имелся в наличии финский нож с цветной наборной рукояткой, спрятанный за голенищем сапога.

Положение сложилось явно критическое. Побег без должной тщательной подготовки – практически стопроцентное палево. Но другого выхода для них просто не существовало. После нынешних утренних событий...

А дело было так. Ранним утром толпу зеков выпустили из бараков жилой зоны в деревню Кундинка на рабочие места – кто пошел в коровник, кто в ремонтную мастерскую, кто на свиноферму.

Последнюю обслуживали трое заключенных – Сергей Максимов по кличке Макс, Василий Ягодин по кличке Ягода и Петр Калмыков по прозвищу Калмык.

В лагерях давно уже не мудрствуют и присваивают кликухи в основном по фамилиям. Простота – сестра гениальности, так сказать. Да и легче запоминается. Как братвой, так и лагерной администрацией. Так что еще большой вопрос, кому из них именно принадлежит столь плодотворно-банальная идея.

Натаскав ведрами воды из близкого колодца, залили ею комбикорм и дали свиньям. По уму следовало воду сначала вскипятить, но возиться с этим никому не хотелось. Сойдет и так.

После трудов праведных далеко не святая троица занялась удовлетворением своих насущных потребностей. Электричество на ферме отсутствовало, и чифир варили во дворике на костерке, подвесив над ним на проволоке закопченную от многократного использования алюминиевую кружку. Щедро сыпанув на пол-литра воды всю пятидесятиграммовую пачку «со слоном», полностью выварили чай, доведя жидкость до кипения трижды. С помощью ложки отжав «кашу» в другую кружку, получили около трехсот граммов густо-черного, как деготь, напитка.

Кружка пошла гулять по кругу. С каждым ее оборотом поселенцы, делавшие по два традиционных лагерных глотка, заметно веселели. Все-таки при отсутствии водки чифир наиболее бодрящий напиток. Хотя в нем как раз и содержится самый главный враг алкоголя – кофеин.

Ягода блуждал взглядом по приземистым, большей частью покосившимся бревенчатым домишкам Кундинки. Строили их явно еще при царе Горохе и, по ходу, с тех пор ни разу капитально не ремонтировали. Да и кому охота? Пара десятков ветхих строений давали приют лишь старикам и старухам, которые мечтали, наверное, только об одном – скорее получить успокоение на красивом зеленом пригорке, где широко раскинуло свои владения деревенское кладбище.

Молодежь давно подалась в города за лучшей долей, не желая прозябать в этаком захолустье, где даже клуб отсутствовал. Работали в Кундинке одни заключенные колонии-поселения, что притулилась своим серым заколюченным забором к деревушке, как пьяная бродяжка к телеграфному столбу.

Слушая жадное чавканье, доносившееся из распахнутых ворот свинарника, Ягода ощутил острый приступ голода. Нищенски-скромный сухой паек, что они получили утром в зоне, лежал тут же на пеньке – холщовый мешок с ржаным «кирпичом» и шесть ржавых селедок, завернутых в лагерную газетку «Трудовое знамя».

«На таком рационе ноги можно запросто протянуть! – тоскливо подумал

Ягода, со злостью сплевывая набежавшую голодную слюну. – До перестройки этой хреновой получше все ж нашего брата кормили. Факт!»

– Братва, предлагаю поросенка приговорить и без обжалования зажарить! – словно прочитав его мысли, высказал идею Калмык, хитро кося на приятеля своими бесшабашными карими глазами. – Я и соли из столовки прихватил! Крупноватая, правда, но сойдет!

– Гони перышко, Ягода! – с воодушевлением поддержал его Макс. – Я махом высшую меру свинке сварганю! Без права на кассацию!

Ягода вынул из рукава финку и воткнул рядом с сапогом Макса:

– Банкуй, малолетка!

И он, и Калмык были чуть не вдвое старше Макса и поэтому относились к нему несколько свысока и панибратски. Да и статья у того была «детская» – хулиганка, смотревшаяся рядом с их сто второй – умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах – просто смехотворно и несолидно. Хоть и «чалились» Ягода с Калмыком совсем по разным делам, но одинаковая статья сблизила их еще в лагере строгого режима. Вместе и документы на перевод в колонию-поселение подали. И обоим подфартило – месяц назад суд, приняв во внимание отсутствие грубых нарушений дисциплины, перевел их сюда, в Кундинку. Впрочем, сменяли друзья, как скоро выяснилось, шило на мыло. Посвободнее тут, понятно, но и голодней в два раза. Когда желудок постоянно пустой, тот факт, что конвойные по бокам отсутствуют, ценится уже не как козырной. К хорошему, как известно, очень быстро привыкают.

Через четверть часа куски розовой свинины, шипя, потрескивали на угольях, распространяя вокруг аппетитный аромат свежего жареного мяса. Так как головой месячного поросенка все, чисто по-городскому, побрезговали, Макс зашвырнул ее обратно в свинарник.

– Сородичи махом сожрут и имя позабудут спросить! – ухмыльнулся он. – Одно слово – свиньи!

– К такой знатной закуси надо бы и выпивку сообразить, – высказал дельное рацпредложение Калмык. – Можно парочку поросят толкнуть за самогонку или брагу местному населению. Старикашка-сторож только в пять нарисуется, никаких следов не останется уже...

– Но он же засечет, что вместо тридцати двух поросят осталось лишь двадцать девять! – показал осведомленность в арифметике и заодно свою трусоватую мелкую сущность Макс, пытаясь не допустить «рацпредложение» к «госприемке», которую всегда осуществлял Ягода, как «старшой» в их маленькой бригаде.

– Идея стоящая, – подумав чуток для вящей солидности, кивнул Ягода. – Тебе и банковать, Калмык, как зачинщику!

Того уговаривать не пришлось. Мигом вытряхнув на траву селедку и хлеб из холщового мешка, больше похожего на объемную котомку бродяги, Калмык скрылся с нею в свинарнике. Уже через пару минут вынырнул во двор, победно держа обеими руками мешок, в котором активно шевелилась и повизгивала их «валюта».

– Я мухой! – обронил Калмык, перепрыгивая через низкий тростниковый частокол, огораживающий дворик. Скоро его приземистая сутулая фигура исчезла из виду за палисадником ближайшего к ферме домишки.

Отшвырнув сапогом не в меру ретивую беременную дворнягу, Калмык без стука вошел в сени, а из них в горницу.

За широким деревянным столом сидел сухонький старик, уныло уставив свои бесцветные, поблекшие глаза в мутное оконце. Из хрипящей радиолы, наверное, одного возраста с хозяином, лился мощный поток металлического рока.