Братья Ашкенази. Роман в трех частях
Шрифт:
— Все ткачи заодно. Единство! Читайте.
Симха-Меер еще раз просмотрел «Статут».
— Стало быть, это и есть единство? — спросил он с мелодией изучения Геморы. — Хотят меньше работать и больше получать, да?
— Да, — откликнулся Тевье, — больше денег и меньше работы.
— Ну а если я не захочу уступить? Что вы такого сделаете?
— Мы не будем работать, — сказал Тевье.
— А кто даст ткачам денег на жизнь, ты?
— Мы все равно голодаем, так что хотя бы не будем работать, — сказал Тевье. — Сил больше нет.
— Это все твои вероотступнические штучки, Тевье, — погрозил ему пальцем Симха-Меер. — Твои и вот этого парня. Вы заморочили людям
Он представить себе не мог, что работа встанет. Сколько он себя помнил, с самого детства до него доносился шум работающего города, он видел людей, приросших к ткацким станкам. Это было так же просто и закономерно, как утренний свет при пробуждении. У него в голове не укладывалось, что может быть иначе.
— Они раскаются, — сказал он. — Пусть только наступит четверг и их женам надо будет готовиться к субботе. Они придут меня умолять. В ногах у меня будут валяться.
Ткацкая мастерская пустовала неделю, но никто не пришел, чтобы упасть Симхе-Мееру в ноги. Женщины в Балуте печально вздыхали, некоторые кричали, что их семьи умрут с голоду, что их без ножа режут. Они со свету сживали своих мужей, требуя, чтобы те вышли на работу, так же как прежде они ставили перед ними свои горшки и заявляли, что за деньги, которые приносят им мужья, пусть они сами и готовят. Теперь они первыми оплакивали тот золотой век, когда их мужья приносили домой несколько монет и на эти деньги можно было накупить всякой всячины, от картошки до буханки хлеба.
— Разбойник! — ругали они мужей. — Сжалься над этими маленькими ласточками!
Но мужья не шли на попятную.
Симха-Меер растерянно ходил вокруг пустующей ткацкой мастерской. Он не мог заснуть без шума станков. Он не видел смысла в жизни без работы. Он с нетерпением ждал четверга, когда рабочие придут его умолять, падать ему в ноги, но они не пришли. И как назло, все время поступали заказы. Все новые и новые, с каждой почтой. Симха-Меер сунулся было на рынок труда, искал других ткачей, посылал Шмуэля-Лейбуша за ремесленниками, но ничего путного из этих попыток не вышло. Работы в городе было много, поэтому удалось найти только несколько медлительных старых немок да двух-трех пьяниц, которые больше пили, чем работали, и за которыми все время приходилось следить, потому что они крали при всякой возможности.
В субботу Симха-Меер послал в синагогу «Ахвас реим» меламеда, которому платил его тесть, чтобы тот занимался с ткачами Торой. Он долго говорил с меламедом, просил его во время занятий увещевать ткачей, уговаривать их не дать себя обмануть и сбить с пути людям, которые хотят вынуть кусок хлеба у них изо рта; убеждать их вернуться на работу, а хозяин их простит. Но на этот раз ткачи не стали заниматься с меламедом и слушать его поучения. Вместо этого Тевье и Нисан учили их в синагоге, что надо и дальше держаться твердо, до победы. Что надо только хранить единство.
— Я заложил подушку, чтобы купить хлеба, — вздохнул один из ткачей.
— Я снял со стола медный подсвечник и обменял его на картошку.
— Я на субботу заложил талес и тфилин.
— Единство, только единство. И мы победим, — ободрял их Тевье. — Вот пройдет несколько дней, и хозяева сами пошлют за нами. Вы увидите, что так и будет, как я говорю. Они несут убытки от того, что ткацкие мастерские стоят.
Он, Тевье, знал, о чем говорит. Он знал город и разбирался в коммерческих делах. Мастерские с ручными ткацкими станками не могли себе позволить простаивать в этом городе, где с каждым днем вырастало все больше фабричных труб и где машины брали верх над руками человека.
Но с другой стороны, он подсчитал, что, если он уступит, это обойдется ему еще дороже. Кроме двадцати пяти рублей в неделю, которые ему придется платить, как раньше, и которые в месяц составляют целых сто рублей, а в год — двенадцать сотен, не считая процентов; эти наглецы, эти нищие хотят меньше работать, не покупать свечей, не отрабатывать на исходе субботы за день, когда они отдыхают, и находят еще массу поводов для безделья. Это просто неслыханно. К тому же аппетит приходит во время еды. Только дай собаке палец, она захочет всю руку. Надо сразу не давать пальца. Правда, приходится нести убытки из-за простоя ткацкой мастерской. Заказы поступают, а выполнить их невозможно. Таким образом, самому себе портишь рынок. Но пусть они ослабеют — они еще придут проситься назад, падать в ноги будут, с Божьей помощью. Они отработают причиненные простоем убытки, и с прибылью. Они за все заплатят. Работа будет сделана. Деньги будут накоплены. Пройдет несколько лет, и айда — переход на паровые машины и трубы.
— У меня есть время, — сказал он себе, попивая пиво и закусывая его жестким перченым горохом. — Надо только дать им понюхать перцу…
Им пришлось понюхать перцу в Балуте. Шмуэль-Лейбуш выяснял положение каждый день и передавал новости Симхе-Мееру.
В маленьких балутских лавчонках, где во всех жестяных коробках с конфетами роятся мухи и осы, растрепанные, усталые и потные лавочницы не выпускали из рук ни куска хлеба, не получив за него денег.
— Долговые книги уже опухли! — кричали они, показывая свои заляпанные селедкой тетрадки с неграмотными записями. — Нет хлеба в долг! Пекари нам его тоже не в подарок дают.
Жены ткачей приносили вещи в залог: разорванную наволочку, завалявшееся в сундуке старомодное свадебное платье, зимний головной платок и даже Пятикнижие на идише. Но скоро вещи для залога кончились. Потянулись долгие, бесконечные дни, а дети все время дергали женщин за фартуки: «Мама, хлеба!»
Ткачи, целыми днями теперь слонявшиеся по узким переулкам в субботних лапсердаках, которые они не снимали, потому что не ходили на работу, шумели и кипятились. На каждом углу собирались группки рабочих. Они разговаривали, бурлили, махали руками.
— Тевье прав, — говорили молодые женщины. — Главное не сдаваться, не падать духом, и мы победим.
— Вам легко говорить, — вздыхали женщины постарше. — Дети за вами еще не бегут и за полы не хватают. Почувствуй вы то, что чувствуем мы, вы бы по-другому заговорили. Симха-Меер найдет новых рабочих, а мы останемся ни с чем.
— Надо пойти его умолять, сказать ему, что мы этого не хотели, что все это работа Тевье и Нисана, — ворчали пожилые, сломленные женщины. — Иначе придется повесить торбу на шею и идти побираться на старости лет.