Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.
Шрифт:
Так прежде звался Невский проспект.
Ну, брат, уж мостовые здесь – еще хуже ваших. Я иначе не буду ездить, как на ногах своих. До того вчера избило меня, едучи от Пушкиных, что я решился слезть и идти пешком. Вяземский звал к себе обедать, но я явлюсь только после, ибо он заставляет слишком есть, да и признаюсь тебе, что, кроме него, никого из компании его не жалую. Он догадывается, я думаю, потому что всякий раз говорит: «Приезжай, Иван Иванович Дмитриев тоже будет». Вяземский вчера меня спросил: «Что, Нессельроде и Каподистрия еще не отставлены?» – «Какой вздор! И похожего нет ничего». – «Ну уж поверь, что Каподистрией-то верно пожертвуют, чтобы сблизиться с турками». Откуда берут этот вздор [57] ?!
57
Оказалось,
Александр. Москва, 15 мая 1822 года
Я не знаю, почему здесь публика думает, что лотерея Головинская разыграна никогда не будет, что билетов разобрано очень мало. Я уверяю всех в противном; все твердят: да об ней что-то и говорить перестали! Не худо бы напоминать об ней частыми объявлениями, в коих видны бы были успехи продажи билетов, прибавляя анекдоты о чужестранных лотереях, а особенно о выигрышах, коими иностранные газеты наполнены. Сие обострило бы желания некоторых и жадность множества, особенно ежели это напечатается в «Инвалиде». Мне сказывали, что в мое отсутствие прошла молва, что прислали сюда последние 5000 билетов, назначенных для Москвы, и что все так и кинулись их покупать. Еще глупое уверение у всех, что выигравший Воротынец должен будет: 1-е – внести деньги для инвалидов, 2-е – что мужиков должен сделать вольными хлебопашцами.
Война, стало, начинается, и это Каподистрия ее устроил, но, как мы слышали, – на своем бильярде. Это он делит останки побежденных с Портой. Это прекрасно! Свидетельствуй ему мое почтение при каждом удобном случае: мне очень досадно, что сия воинская доблесть не проявилась в мое время. Кстати обо мне, не смейся: я видел Льва Яковлева в Итальянской опере, он спросил у меня новости о графе Каподистрии и сказал мне в весьма восточном стиле, как он предан графу и что, несмотря на весы правосудия, он склонялся всегда в сторону депеш, а не указов, что он более любит трактовать, а не судить, и предпочитает скрытого шефа (Каподистрию) явному шефу Лобанову. Еще было что-то, не упомню; в общем то, что лучше давать обеды в чужестранной столице, нежели в своей приговаривать к кнуту, а он в Уголовном департаменте.
Шимановская давала первый свой концерт по подписке: было человек с 200, но не забудь, что по 25 рублей играла Шимановская одна и с Фильдом, в коем Манычаров имеет соперника. Она просила Фильда: «Переворачивайте, пожалуйста, листы, как я буду играть», – а он ей отвечал: «Нет, я буду пропускать, ибо буду смотреть все время на ваши изумительные плечи, вместо того чтобы смотреть в ноты».
Вчера был у меня Иван Александрович, явился в моей звезде – прелестно! – и очень доволен подарком. Не забудь дать прочесть Балабину записки Метаксы. Его мнение нам нужно, он может даже пополнить это своими замечаниями и сообщением происходившего в Риме, куда был он Ушаковым посылаем. Теперь принимаемся за вторую часть. Я вчера видел в Итальянской опере Сергея Тургенева, который все жалуется на здоровье!
Александр. Москва, 16 мая 1822 года
Посылаю тебе, любезный друг, чудесный парижский кий бильярдный, о коем я тебе говорил. То-то будут им делать клапштосы Манычар и Матушевич! Тут же особенный голубой мел для него; этого станет на очень долго. Турняк тоже особенный: поставив на бильярд белою костью, делаешь тоже клапштосный удар, а ежели кожею и ударишь шар костью, то удар скользящий. Мне его подарил Лунин. С Паулуччи Девиз, видно, так поступить хотел, как Щербатов с Зубовым; но найдет ли себе Паулуччи, как Зубов, шевалье де-Сакса? Может быть, и все это вздор; а для рижского почтмейстера, конечно, и один этот слух о главе их – большое происшествие [58] .
58
Паулуччи
Ай да Фонтон! Или, лучше, ай да акционеры! Лучшее доказательство, что акции идут в гору, а дилижансы процветают. Приедем в Питер, и красавица моя будет нас поить сама чаем из жалованного самовара. Не хвастайся погодою, и у нас тоже прекрасная, а княгиня Куракина пишет нам, что во Владимире и Шуе выпал страшный снег. Недаром и здесь было несколько дней холодно. Вяземский говорит, что Кривцов поехал в Москву, верно, кривою дорогою и очутится в Тобольске вместо Москвы. Вот 6 месяцев, что он все едет, а нанял Васильевское князя Юсупова. Как бы не пришлось ему жить зимою в Васильевском.
Вчера явилась в оперу в дорожном платье только что приехавшая из Петербурга Катерина Владимировна Апраксина, эта большая охотница! В ложе ее также сидел Ларион Васильевич Васильчиков; я не знал, что и он приехал. После «Турка», который очень меня веселил, был я у Урусовых. Шимановская тоже туда явилась и кое-что побренчала на клавикордах.
Константин. С.-Петербург, 16 мая 1822 года
О помолвке Урусовой [княжна Марья Александровна Урусова выходила замуж за графа Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина] узнали мы прежде Боголюбова. Не удивляюсь новой его проказе, а удивился бы, если бы он, найдя удобный случай, им не воспользовался. О нем почти можно сказать то, что Фонвизин, не терпевший французов, несправедливо об них писал своему брату из Парижа: «Одним словом, если француз у тебя побывает и ничего не украдет, то думает, что забыл что-нибудь свое». Вот этакий-то наш хромоногий. Зачем Вяземский не потребовал браслета: он бы его отдал и отшутился бы. Но что о шалуне говорить! У Татищевых радость: третьего дня ей прислали Екатерининский бант, чем она очень довольна. Он откланялся и на сей неделе отправляется в Вену; с ним камергер наш. Ваниша также откланялся и также в четверг сбирается ехать через Вену к своему посту.
Государь отправился в четыре часа утра вчера. Надеюсь, что все у нас будет дорогою исправно. Сколько от меня зависело, устроил. Дай Бог, чтоб погода простояла хорошая, как теперь. Кутайсов сегодня отправляется в чужие края.
Александр. Москва, 18 мая 1822 года
Прошу не прогневаться: этот год не только не дарю тебе, истребую еще всякую минуту подарков от тебя. Пришли мне, пожалуй, 8 бронзовых блях на двери. Это продается у квакеров и прибивается к дверям на те места, где люди обыкновенно хватаются руками и муслят двери. Вели себе дать и нужные для прибивки гвоздочки. Штуку покупал я по 5, то 8 будут стоить 40; рисунок выбери какой тебе угодно.
Зная, что ты в Головинской комиссии, все меня спрашивают о лотерее, и я отвечаю что должно. Я уже прежде писал тебе о разных предосудительных случаях здесь, и потому не идет так успешно, как у вас, что у москвичей привычка все откладывать до самого нельзя. Всякий говорит: успею! Бог знает когда еще станут разыгрывать; а публикуй, что идет к концу, то все кинутся покупать. Я очень помню, что у нас в Собрании накануне первого бала было 113 членов, а во вторник подписалось более 500. Любят откладывать и иметь деньги в кармане на случай другого употребления.
Если Пален в самом деле умер (а было бы неудивительно в его возрасте), странно, что здесь говорят о смерти Бенигсена и что это случилось с ними обоими в одно время, что с Зубовым?! Урусовых я вчера поздравлял от тебя в Итальянской опере; они очень тебя благодарят за память. «Севильский брадобрей» был чудесен. Я очень долго пробыл в ложе мадам Шимановской; это та самая, что прежде была бывшего директора Гедеонова. Там был Вяземский, и мы много смеялись. Она завтра дает свой второй концерт, а в понедельник возвращается (сакристи!) в Петербург в той же прекрасной карете, что привезла меня сюда.