Братья и сестры в Реестре
Шрифт:
Олег сглотнул.
Почему-то вспомнились левитирующая броня на Муне и гиперактивный Тридварац. Значит, уже тогда это был не осознанный сон, а реальность? Пусть и будущая?
Голова была механическая, но не того привычного по фантастике типа — с гидравлическими приводами и прочей стальной брутальностью.
Нет. Больше всего она напоминала человеческую — если содрать кожу. Пучки синеватых синтетических мышц, костные поверхности прямо как у человека, только тоже синеватые. Вот только зазоры между компонентами никак не добавляли человекоподобия.
А ещё голова была безглазая,
Голова ничего не делала, только висела в воздухе, полуоткрыв рот.
Олег словно загипнотизированный потянулся к нему пальцем. Спасло его чудо, потому что челюсть клацнула настолько стремительно, что он едва выдернул палец.
— Я тебя ненавижу, мерзкая шлюха! — проскрипела голова, — Что тебе ещё от меня надо? Я рассказала всё что знала. И даже сверх того. Мне больше нечего сказать. Я бесполезна. И если в тебе осталось хоть что-то от человека, убей меня. Или хочешь ещё помучить? Дура я дура! Зачем проговорилась, что могу чувствовать боль! Радуешься? У меня ещё есть зубы, которые можно выдирать. И мышцы, которые можно резать. Поэтому ты меня держишь? Чтобы издеваться? Срывать злобу? Чтоб ты сдохла в таких же муках, Гутенберг. Я хочу, чтобы ты сама почувствовала — каково это, когда вырывают глаза. Как же я тебя ненавижу!
И голова натурально плюнула Олегу в лицо какой-то слизью.
А вот это уже была прямая улика.
Видеть страдающую башку у Олега не было никаких сил. Поэтому он осторожно и брезгливо, так чтобы синтетический полутруп не укусил, втолкнул голову обратно и закрыл лоток.
Вытер лицо рукавом.
Внутри ящика раздалась такая витиеватая ругань, что Олегу даже стало стыдно.
“В кого я превращаюсь?” — подумал гип, — “Живое существо пытали. Хрен с ним, что робот. Боль-то чувствует. Её пытали, а мне всё равно. И на Елену злиться никак не получается”.
Более того, Олег понял, что именно сейчас он хочет свою странную женщину особенно сильно.
Чёрт его знает, что там произошло и почему. Может, обстоятельства были такие, что иначе и не поступишь.
Что он точно знал, так это то, что в ближайшее время ни о бункере, ни о картотеке, ни уж тем более о страдающей голове спрашивать у Елены точно не станет.
Снаружи раздался тихий и далёкий булькающий звук, сопровождавшийся сдавленными хрипами про то, что в жопу я имела такие частые переходы. Всё это сменилось звуками полоскаемого горла, а уже потом словами, сказанными вполне чистым и деловитым голосом:
— Олег! Ты здесь? Куда подевался, мне нужна помощь! — Тоннель выступил в роли рупора, поэтому далёкий голос прозвучал хоть и тихо, но совершенно явственно.
Олег засуетился, и за пару секунд как мог скрыл следы своего пребывания. Вот только не удержался, и прихватил из «ящика улик и трофеев», сам не зная зачем, странную коробочку с обычным жидкокристаллическим экранчиком и единственной рифлёной кнопкой на торце. На нём отображался обратный отсчет и гугл-координаты. При нажатии кнопки менялись и координаты и количество оставшегося до нуля времени. «Один год восемь месяцев три недели пять дней восемнадцать часов три минуты десять секунд» — примерно в таком формате.
Дверь подалась так же тихо, как и в первый раз, а потом захлопнулась с чавканьем и больше, естественно, уже не открывалась.
Инициация Ежилеца
— А чего это у тебя одежда мокрая? — спросила Елена.
— Поскользнулся и в воду упал, — соврал Олег.
— А зачем в мусорке ковырялся?
— Выбрасывал и уронил кое-что. Думаешь, так приятно рыться в отходах?
— Нашёл?
— Ага.
— А где был?
— Так руки мыл. Изгваздался в чёртовой рыбине, — Олег понюхал руку и скривился, — А что это ты мне принесла?
А принесла она ему Виктора Ежилеца, знакомого программиста-говночиста — собственной персоной. Вот только было ему не сильно за двадцать. Олег выдохнул — значит, никак ещё не может меня знать.
Программист в несвежей футболке с принтом “Push my button” на груди, бесформенных шортах и шлёпках хлопал глазами. Создавалось впечатление, что он не понимал, где очутился. Чёрт, а ведь он и правда не понимал.
Елена упёрлась руками в бока:
— Значит так, гадёныш. Карьера программиста для тебя отныне закрыта. Из айти придётся уйти. Как вернёшься — а я знаю, куда именно тебя отправлю — бросаешь своё сраное программирование и устраиваешься…
Елена задумалась.
— А чего так жёстко-то? — поинтересовался Олег.
— Этот гнидёныш мне здорово поднасрал. В шестидесятых. Да ладно мне — целому институту и не простому, — шепнула ему на ухо Елена, — Правда, пока он этого не знает. Потому что прямиком из сорок второго.
— Как интересно. И что именно он натворил?
— Этот говнюк пустил прахом мою пятилетнюю работу. Сжёг серваки. Дрочила любопытный. Старый вонючий хакер. Ну, то есть в моё время старый. И ладно бы ради великих денег по корпоративному заказу. Так нет — из долбаного любопытства! Безопасники проверили.
— Какую ж такую работу этот достойный сын своего времени тебе испортил?
— Много будешь знать, скоро состаришься. А тебе ещё много прыгать туда-сюда.
— Что здесь происходит. Кто вы вообще, мать за ногу? — наконец подал голос Ежилец, валяясь на боку в позе эмбриона. Несвежая футболка задралась, и глаза юного программиста выпучились, — Что это за херь? Что вы со мной сделали, уроды?
Паниковал Ежилец вполне оправданно — его тощий торс был полупрозрачным, словно человек-невидимка задумался и остановился посередине превращения. Такая вот плата Дрёме за переход.
Олег вздрогнул, вспоминая одну давнюю встречу. А точнее — свою первую встречу с Ежилецем.
— Чёрт! Блять! Вашу мамашу! Какого хера со мной случилось?
Он щупал обычными непрозрачными руками своё призрачное нутро, мял и щипал, а потом поднял глаза, которые совершенно утонули в слезах и спокойно спросил:
— Где я?
— В гнезде. Помоги-ка мне, Олег.
Тот после бесконечных временных прыжков и утомительных побегушек у Элисы сделался ленивым, аморальным и бесстрашным, так что охотно помог. Вдвоём они ухватили тощего Ежилеца за руки-ноги.